– Вот прямо из рук Грозы всех неверных получил, туфлю его разрешено было поцеловать. Но, сам понимаешь, на улице ТАКОЕ разворачивать нельзя.
Капы айяс поклонился до земли свитку и пригласил идти за собой. В помещении, где оказалось несколько его подчиненных, он повернулся ожидающе к Селиму. Ага бостанджи немедленно вручил фирман тому, кому он и был предназначен. Евнух опять поклонился, на сей раз в пояс, поцеловал свиток и развернул его. Прочитав, выронил на пол и в ужасе уставился на янычара.
– Эээ… – только и смог выдавить из своего перехваченного страхом горла гроза сераля. Пока он читал, двое подчиненных Селима зашли ему за спину. Один немедленно, привычно ловко накинул на толстую морщинистую шею шелковый шнурок и отточенным движением захлестнул его на горле. Евнух попытался просунуть под удавку пальцы, чтоб вдохнуть такой необходимый ему сейчас глоток воздуха, но попытка ему не удалась. Он похрипел немного, посипел, испортил свои атласные штаны и атмосферу в комнате непотребством. И умер.
– Стоять! – гаркнул Селим, увидев попытку одного из подчиненных покойного выскользнуть из комнаты. – Все, кто попробует дать знать о случившемся валиде-ханум, лягут рядом с ним. Такова воля Непоколебимой опоры веры!
Любителей спорить с человеком, провозглашающим приказ султана, в Османской империи никогда не было много. Можно даже сказать, это был исчезающий вид. Здесь и сейчас их не оказалось совсем. Оставив рядом с трупом для его обезглавливания и пригляда за евнухами двух своих янычар, ага бостанджи выспросил, где можно встретиться с главой черных евнухов, и пошел туда. Блюда для голов при Мураде редко пустовали, и казненный уже не успеет пожалеть, что блюдо будет простым. Серебряные полагались только для носителей звания визиря.
С черным евнухом, таким же толстым и морщинистым, но с кожей иссиня-черного цвета, справились также легко. Выступать против приговоров султана тогда было не принято точно так же, как против визитов НКВД в середине тридцатых годов ХХ века в другой стране. Даже вооруженные и имеющие за спиной подчиненные им воинские части, люди послушно сдавались и умирали.
Предъявив соответствующий фирман, Селим прошел со своими людьми во двор, где располагалась «Клетка» – небольшой домик, в котором обычно содержали принцев-Османов. В месте, полном жаждущих мужского внимания девушек, – без женской ласки, в точке бьющей бурным ключом жизни, – ежеминутно ожидающие смерти. На весну тысяча шестьсот тридцать восьмого года там находилось двое. Дядя Мурада IV Мустафа I и не только единокровный, но и единоутробный брат султана Ибрагим.