– Вижу, сказанное мной полностью тебя не убедило, – лесник громко хлопнул себя по коленям, – что ж, приведу еще примеры. В первые месяцы, после победы революции в состав высшего органа власти, Совета народных комиссаров, входили: один русский, один армянин, один грузин и восемнадцать евреев. В руководстве военного комиссариата присутствовал один латыш, а остальные 34 – евреи. В руководстве наркомата внутренних дел – все евреи. Одним из первых законов новой власти стал закон, в соответствии с которым проявление антисемитизма каралось смертной казнью. Ну, достаточно примеров? – Ефим бросил на Леру хитрый взгляд, – или продолжить?
– Достаточно, – тяжело вздохнул Валерий, – но зачем вы все это мне рассказываете?
Лицо лесника сделалось серьезным.
– Затем, чтобы перейти к главному вопросу: как я оказался в органах ВЧК-ГПУ-НКВД, и как я встретился с твоим отцом.
Ефим замолчал ненадолго, потом пригладил бороду обеими руками и начал тихим, ровным голосом.
– К революционной работе меня привлек дядя Иосиф, отец Бэлы. Мне тогда исполнилось семнадцать лет. Через год меня арестовали и сослали в Томскую губернию. Оттуда я бежал и два года пробыл на нелегальном положении. Затем снова арест и снова ссылка. На этот раз под Иркутск. Оттуда я бежал через Владивосток и Шанхай в Америку. В течение трех лет я скитался по свету, пока не добрался до Европы. В Россию я вернулся незадолго до начала Первой мировой войны и вновь включился в революционную работу. Октябрьский переворот застал меня в Москве. Я стал одним из руководителей Моссовета. Когда началась гражданская война, меня направили на фронт. Я был комиссаром сначала полка, затем дивизии. Тогда я познакомился и близко сошелся с Львом Троцким. Именно он порекомендовал меня в органы ВЧК. Ему нужны были свои люди в этом ведомстве. Хорошо помню разговор в кремлевском кабинете Троцкого. Я отказывался от предлагаемой должности, просил направить меня на хозяйственную работу.
– Боишься замарать руки в крови? – прорычал Троцкий, злобно посверкивая стеклами очков, – рассчитываешь отсидеться в тихом месте, в то время, когда твои братья-евреи будут защищать нашу власть? Не выйдет! Трусов мы будем ставить к стенке вместе с русскими, которые вздумают нам мешать!
Мне ничего не оставалось делать, как согласиться работать в ВЧК.
Ефим лукаво сощурил глаза и наклонился к Валерию.
– Раз уж зашел разговор о Троцком, скажу откровенно: из всех руководителей-большевиков он был самым отъявленным русофобом. Помнится, когда через три года после революции стала очевидной несостоятельность экономической модели коммунизма, Троцкий предложил организовать трудовые лагеря, в которых бы на положении рабов трудилась большая часть населения России. Одновременно, по замыслам Троцкого, из среды русских необходимо было создавать привилегированную прослойку, которая бы руководила огромной массой рабов. А уж этой прослойкой руководили бы евреи. Слава Богу, Ленин не поддержал Троцкого. Хотя точно не знаю по какой причине. То ли в нем заговорила русская кровь, то ли он вспомнил историю древнего Рима и восстание рабов под предводительством Спартака. Не знаю. Впрочем, – махнул рукой Ефим, – я отвлекся. Продолжу.