Она стонала? Где она находится? Мэгги ощутила на шее свои руки. Они были мокрыми, шея была мокрой. Грудь была мокрой. Лицо было мокрым. Она открыла глаза, все еще не понимая, где она, — в трясине еловой чащобы или где-то еще.
«Судьба никогда не может быть сильнее спокойного мужества, которое противостоит ей», — подумала она. — А если станет совсем невмоготу — можно покончить с собой. Хорошо осознавать это, но еще лучше сознавать, что, покуда ты жив, ничто не потеряно окончательно. А наступит конец — что ж, пусть! Одного человека она любила и потеряла. Другого — прогнала. Оба освободили ее. Один из плена чувств, научив ее любить, другой — погасил память о прошлом. Не осталось ничего незавершенного. Она не так уж и плохо прожила свою жизнь. Но сейчас у нее больше не было ни желаний, ни ненависти, ни жалоб.
Мысль о смерти снова пришла к ней и уже больше не покидала ее, наполняя ее чувством какой-то дремотной радости. Как это хорошо, хорошо и спокойно — быть мертвой.
Не помнила она и того ужасного мгновения, когда она впервые подумала о самоубийстве. Она с наслаждением тешилась мыслью о спокойном, сонном убежище. Загробная жизнь не мучила ее, ведь там она будет с Ральфом и Дэном, двумя любимыми мужчинами в ее жизни. Они давно ждут ее. Она долго разглядывала голубые вены на своем тонком запястье — стоит только перерезать их бритвой и все кончится. Но это больно, ужасно больно, и потом еще польется кровь. Яд — что-нибудь безвкусное, быстро и безболезненно действующее — вот что ей нужно.
Она поехала в город и в первой же аптеке попросила ножницы, пудру и коробку веронала. Ножницы и пудру она купила для отвода глаз. Аптекарь не проявил ни малейшего интереса.
— У нас он только в такой упаковке, — сказал он и завернул для нее маленькую стеклянную трубочку с двенадцатью таблетками.
Она направилась в другую аптеку и купила тальк, губку и трубочку веронала. Здесь продавец также не проявил никакого интереса.
«Этого достаточно, чтобы прикончить быка», — подумала она и поехала обратно.
Дома она положила маленькие стеклянные трубочки в ящик письменного стола и долго смотрела на них с мечтательной нежностью.
— Ну теперь все в порядке, — сказала она, и, тихонько напевая, стала ждать наступления ночи.
Она смутно помнила, как прошел остаток вечера. В спальне она разделась с лихорадочной быстротой, достала из ящичка две стеклянные трубочки и высыпала их содержимое на ладонь. Гнетущая тоска исчезла, и она испытывала нетерпеливое возбуждение, словно ей вот-вот преподнесут долгожданный подарок.