Появилась у нас девчушка одна из деревни. Как ее занесло – не знаю. Только свежа была, словно малина и слух о ней тут же в округе прокатился. Так вот, хаживал к нам один парень молодой, путиловский рабочий. Собою видный, при копеечке. Путиловские тогда хорошо получали. Он в девушку эту влюбился и взял ее к себе на содержание. Уголок какой-то снял, то да се. А господин Мосин не хотел эту работницу терять – больно прибыльная. И подсылал меня к Манечке с мелкими подарками, а заодно справиться: что да как, не бросил ли ее жених, не пора ли назад возвращаться. Вот от этого и стал я невольным свидетелем народной трагедии. Как потом оказалось, сделалась Манечка от этого парня тяжелой и просила его о женитьбе. А что ей делать, куда с ребенком? Как по Вашему, хорош у парня выбор? Взял на содержание проститутку, влюбился в нее, а потом пришла пора жениться. На ком? На проститутке! В слободе засмеют. Прохода не дадут. Люди-то у нас добрые! Парень, видно стал сильно колебаться, но в конечном итоге решил ей отказать. А в это время дружок его, к их брачному ложу совсем непричастный, но видно душой милосердный, решил божескую милость сделать и Манечку взять. Такое на Руси бывает. Ей куда деваться? Любит она дружка или не любит, уже не главное. В общем, прибежал я с очередным подарочком от Мосина к ней на квартирку, а там только что все свершилось. Женишок с топориком встретил Манечку и дружком на выходе из квартирки, съезжали они уже, и всех порешил. Остался ли дружок в живых – не знаю. Тот ему плечо разрубил, рана большая, кровь так и хлыстала. А Маненчку обушком в висок, она сразу и готова. Лежит как живая, только в виске дыра да крови лужа возле головки. Глаза огромные, синие и улыбка ангельская на губах. Видно, хотела убийце доброе слово сказать.
– А сам с собой ничего не уделал?
– Нет-с. Ничего. Как бы ножичком перочинным себя в сердце пырнул, да что-то промахнулся. Я одним из первых свидетелей был. Ох, тошнехонько мне тогда было. Рвало-крутило, навыворот выворотило от этой картины. Едва разум не потерял. Потом народ сбежался.
– И что Вы этой сценой хотели рассказать?
– А то, сударь, что было мне всего восемнадцать лет и глянул я на жизнь и смерть в обнаженном их виде и понял, что жизнь могуча, а смерть еще могучее. Она тенью за жизнью ходит и в любой момент, легким движением может ее остановить. Поэтому ничего диковинного при дворе Ивана Васильевича я не обнаружил. Зря ему особую жестокость приписывают.
Время тогда такое было. Когда его отец умер, Иванушке всего-то три года было и насмотрелся он, как вокруг бояре друг друга душили. Любовник его матери, Елены Глинской, поганый Ванька Овчина-Телепнев-Оболенский начал с того, что сразу после смерти отца его дядьев удушил и голодом извел, да так и покатилось. Цена жизни была копеечная, а цена государству – историческая. Поэтому сильно убиваться по поводу кровопролития я давно не могу. Хотя сам ни разу себя кровью не запачкал. Я все же гость из будущего.