– Хочешь, ко́тя, я тебе свое отдам? – Анька, прикрывшая чудо-челку моим платком, не отступает от зверя ни на шаг.
– Дочка, ты лучше сама съешь. – Сын моего шварцевского кавалера скрипит стулом.
– Я не ваша дочка, а папина и Женькина, а вам я внучка. – Анька деловито перекладывает кусок на ко́тову тарелку.
– Ну внучка так внучка, – соглашается Дима-младший.
– Анька, это свинство! – лениво ругаюсь я и смотрю на Темчика. Пускай он вмешивается в воспитательный процесс, мне сейчас для этого слишком хорошо. Артем откладывает вилку. Смотрит на мои губы. Я так разомлела, что напрочь забыла о его глухоте. А пересказывать эту ерундень мне не хочется.
– Да? – Он мечется взглядом. Тянусь к Темкиному плечу, чтобы объяснить, что все в порядке. А вместо этого тыкаюсь губами в уже родную, практически мою щеку.
– А если ему сейчас рыбки дать, он ее будет есть? Дядь Дим? – интересуется пронзительный детский голосок за тысячу километров отсюда.
– Не перекармливай. Нам ехать скоро… – Добродушный взрослый голос гудит где-то на краю света, ветром в поле, прибоем в море, грозовыми тучами в небе.
Мы целуемся так, будто делаем это впервые в истории всего человечества, будто ни я, ни Тема понятия не имели, что такой природный феномен бывает, а, узнав о нем, выяснили, что именно этого мы хотели больше всего на свете. Это как с водой – пока не начнешь пить, в жизни не догадаешься, до какой степени внутри тебя все ссохлось. И остановиться не можешь, почти захлебываешься, урча от удовольствия громче ко́та. Я знаю, как чувствуешь себя, если вдруг лишаешься слуха. Теперь я знаю и другое: как бывает, если тебе выдали новый слух. И новое обоняние, и осязание тоже. Я становлюсь легче и счастливее – с каждым шагом, сделанным в сторону комнаты.
– А давай, дочка-внучка, мы с тобой вот чего в чай добавим… Знаешь, что это за травка такая? Или тебе мама не говорила?
– Не помню. Эта травка на червяка похожа. Ой, смотрите скорее, ко́тя вылизывается!
После таких минут мир становится очень чутким и чу́дным, оборачивается сплошным волшебством. Солнечное пятно на обоях – лучше самой гениальной картины. Тихий ветер в форточке свистит отточенной мелодией. Может, с этим звуком дышит вселенная – тщательно продуманная, вдохновенно существующая? Мир чистый и новенький. Это мы, вдвоем, только что его создали, оживили кратким теплым дыханием, расшевелили своими торопливыми движениями, запустили в бесконечность своими различимыми словами? И любая фраза кажется грубой подделкой того, что невозможно ограничить буквами или звуками, лишним шевелением, разомкнутым объятием…