Вторая смена (Романовская) - страница 179

Мы долго, глупо хихикаем. Снова шаги, голоса, ко́тово урчание и даже – или показалось? – торопливый стук в дверь. Мир сжимается до размеров комнаты, и его хочется защитить, укрепить поцелуями, объятиями, очень простыми движениями. Мы так спешим, будто нам осталось жить пять минут, будто сейчас сюда ворвутся и растащат, раскроют нам друг про друга страшную тайну, после которой невозможно будет дышать общим воздухом.

Где-то слышится тихий грохот: мебель двигают. Обычный домашний шум, сердцебиение квартиры. Сейчас я верю, что наш дом – живой и уютный. Может, благодаря ко́ту, а может, из-за того, что Анька весь вечер улыбается.

– Ты видел, какая Анька счастливая стала? Смотрю, как она этого зверя кормит, и думаю: какой у нас красивый ребенок. Как же ты вовремя Ане ко́та приволок! Они ведь душу лечат. Беды зализывают и суть отогревают. Спасибище!

– Да на здоровье. Я утром на работу ехал, думал про тебя, про Аньку. Вспомнил, что Севастьяныч про ко́тов этих в «Марселе» говорил, ну тогда…

Теплый, свежесозданный мир все-таки дает трещину, становится неуютным и непрочным, готов расколоться от моих воспоминаний…

Праздник зимнего солнышка, пир во время чумы, точнее – охоты. Озвученный в восемь глоток приговор – тому, кто раскрутил эту мясорубку. А потом заполошные танцы, такие отчаянные, будто мы с их помощью пробовали стряхнуть паутину страха. И негромкий хлопок: думали, что шампанское открыли, а оказалось, что стрельбу. Гунька, полудохлый и счастливый от собственной значимости, потихоньку оживает на диване, Старый сетует на то, что в Москве ко́тов хороших не найти, чтобы они рану побыстрее затянули. И кто-то, вроде Фельдшер, рассказывает, что в Долгопрудном, у Димки-Отладчика, живет такой зверь. Старый уточняет детали, народ суетится и хлопочет, а я, как дура, сижу на барном табурете, дышу редкими глотками и не понимаю, почему незадачливый убийца и мой любовник Темка – это один и тот же человек… Я уже однажды мужа похоронила, отплакала свое на три жизни вперед, больше не хочу. Старый не успевает озвучить вопрос о трудностях разведения ко́тов в условиях ближнего Подмосковья, а я уже все решила – за нас двоих. Как выяснилось – еще и за Аньку.

– Ага, помню, – медленно отзываюсь я.

Темка продолжает рассказывать, а я улыбаюсь: потому что я могу ткнуться губами в его плечо, и мне никто этого не запретит, никто меня не оттолкнет. Рядом со мной сейчас лежит настоящий мужчина. Он умный, а главное – живой.

– У меня после этого вашего испытания ее координаты остались, я написал.

– Какого испытания? – сонно интересуюсь я. Вот парадокс – я про ко́тов сто двадцать лет знаю, но мне в голову не пришло, что ими можно ребенка от тоски спасти. А Темочка один раз услышал и сообразил. Наверное, потому что он смотрит на ведьмовской мир свежим взглядом.