– К Дуське. Курить будешь?
– Курить буду. Рость, а с аргументом что? Испепелился? Растаял?
– Да наоборот, причем категорически! – удивленно отозвался Ростислав. – Это ты сам расскажешь, чего там напортачил. Расписываю ситуацию: доходим с Темкой до машины, я назад гребу, а ты за каким-то лешим забаррикадировался, все добро и зло единолично употребил. Сам синий, как курица из гастронома, а закладка еще краше!
– Я пока с куклой не заговорил, не знал, что там внутри – зло или добро. Хотел на всякий случай вас подальше, а то мало ли. Если вещь старая, а ведьмовство сильное, у каждого такой бы внутренний мир полез…
– Ага, кишками наружу! – фыркнул Ростик. – Фуфло это, в чистом виде! Ты бы мне сперва папку дал глянуть, Гай Юлий Цезарь! Все сам! Я эту барышню бумажную, сколько живу, столько и знаю. Мать ее Мане рисовала. Маня с ней играла, а замуж выходила – матери оставила. Оказалось, что на память.
Было слышно, как снаружи взвизгнул сигнал скорой – случайной чайкой. Фоня молчал.
– Так что на колу у нас мочало, начинаем все с начала! Сейчас с этим мирским разберемся и снова будем Дуськину квартиру обнюхивать, только уже в открытую – Ростин голос затерялся в потоке хлынувших мыслей: удивленных и досадных.
– Афанасий, так в чем была суть? – Турбина дождалась их у подъезда. И сейчас стояла совсем вплотную. Такое уже было: очень давно или во сне. – Афанасий, ты же с ней поговорил, да? – Турбина кивнула на зажатую у Рости в руках пластиковую папку.
– Она там? – Назвать содержимое «куклой» Афанасий не мог. Ростя кивнул:
– А ты как думал? Витрина в клочья, осколки веером – прямо фонтан у Большого театра. Мы заходим, ты лежишь как покойник, а на груди… Веришь, не знаю, как ее Маня звала.
Фоня кивнул. Свой вариант у него был, но вслух его говорить не хотелось. По крайней мере – при всех.
– Маленькая, знаешь, суть там была очень простая. В любви.
– Я догадалась. – Турбина кивнула, потом повернулась, вошла в подъезд. Дожидаться их не стала. Отчеканила на ходу: – Мы у Дуси в квартире. Савва Севастьянович сказал, что все сам объяснит.
– Рость, я тебе анекдот обещал, помнишь? Работает один Отладчик в реанимации, и выпадает ему не смена, а полный трындец: колотые-резаные, тупые-острые, открытые-закрытые. И уже под утро привозят на скорой не мирского, а… – Дальше повисла пустота. Какое-то совсем странное состояние, до звона в ушах и до пятен перед глазами. И все пятна – выгоревшие, рыжие.
– Знаю-знаю… – Ростя ухватился за оборвавшуюся фразу, вытащил байку из забытья: – А этот, с больными почками, ему отвечает: «Честное на камнях!» Все, Фонь, поднимайся! Ты давай его спереди, я сзади! Алло, глухарь! На выход!