Реабилитационный трибунал приступил к работе 7 ноября, собравшись на первое заседание в Соборе Парижской богоматери. Перед прелатами предстала мать Жанны-Изабелла Роме, которая последние годы жила в Орлеане на пенсию от муниципалитета. Ее сопровождали сыновья Жан и Пьер, адвокат семьи и несколько именитых граждан Орлеана. «С великими стенаниями и вздохами» (так сказано в протоколе) просила Изабелла высокий суд очистить память ее покойной дочери от пятна бесчестия. Суд внял этой просьбе.
Начались новые расследования. Теперь предстояло проверить не только материалы процесса обвинения, но и обстоятельства жизни Жанны до плена и суда, чтобы установить, не была ли она действительно колдуньей и еретичкой. Проверка потребовала полгода напряженной работы. Уполномоченные трибунала и сами его члены опросили свидетелей в Руане (декабрь 1455 г.), Домреми, Вокулере и Туле (январь-февраль 1456 г.). Орлеане (февраль-март), Париже (март-апрель) и снова в Руане (май). Перед следователями прошли десятки людей.
Это было фантастически пестрое общество. Мужчины и женщины. Миряне и клирики. Крестьяне, принцы, монахи, рыцари, епископы, ремесленники, чиновники, врачи... Среди этих людей были друзья Жанны и те, кто отправил ее на костер. Одни из них знали Жанну очень хорошо, другие же видели ее издали и мельком.
Для одних она была родственницей, крестницей, соседкой, другом детства. Для других - боевым другом, таким же солдатом, как и они сами, с которым они в давно минувшие годы штурмовали Турель, сражались на мосту Менга, преследовали англичан у Пате, шли через Шампань к Реймсу. Для третьих - подсудимой, которую они допрашивали по многу часов подряд в одиночной камере Буврейского замка.
Разные люди вспоминали о Жанне. Но кто бы то ни был - ее любимая подруга Манжетта или подручный Кошона, асессор инквизиционного трибунала Тома де Курсель; никому неведомый пахарь из Домреми Мишель Лебуен или светлейший герцог Алансонский; дядюшка Жанетты Дюран Лаксар, проводивший ее к Бодрикуру, или доминиканец Мартин Ладвеню, принявший последнюю исповедь осужденной, - их показания, дополняя друг друга, воссоздают удивительно цельный образ девушки, у которой оказалась столь необыкновенная судьба. И хотя они вспоминали о ней через много лет, годы не могли стереть впечатления, и Жанна предстает в рассказах знавших ее людей как живая.
Показания свидетелей процесса реабилитации имеют совершенно исключительное значение для истории Жанны д’Арк. Благодаря им мы не только узнаем бесчисленное множество драгоценных подробностей, которые иначе никогда бы не стали достоянием потомков, но и получаем возможность взглянуть на эту историю глазами современников - а такая возможность представляется не часто. Чего стоит, например, признание рыцаря Бертрана де Пуланжи, вспоминавшего о том, как он сопровождал Жанну к дофину: «Я был молод тогда, но несмотря на это, не испытывал к сей юной девушке никакого телесного влечения: настолько добродетели, которые я в ней видел, внушали мне уважение» (Q, II, 458). Удивлялся сам себе и Дюнуа, который славился своими галантными похождениями и не упускал случая приумножить эту славу: «Ни я, ни другие, будучи рядом с ней, не могли и помыслить о ней дурно. По моему мнению, в этом было что-то божественное» (там же. III, 15). А признание незаурядных военных способностей Жанны? Можно, конечно, скептически относиться К показаниям тех, кто подобно герцогу Алансонскому или Тибо дАрманьяку видел в 17-летней девушке прирожденного полководца, умевшего руководить войском так, «как если бы она была капитаном, провоевавшим 20 или 30 лет» (там же, II, 100). Но здесь важна сама точка зрения современников, важен самый факт таких заявлений со стороны опытных военачальников.