Политическая тенденция процесса реабилитации проявилась не только в нарочитом умолчании о некоторых эпизодах истории Жанны д’Арк. Еще более отчетливо проявилась она в стремлении снять ответственность за гибель Жанны с тех главных участников судебной расправы, которые были живы в данное время, переложив эту ответственность на мертвых. Эту тенденцию можно проследить с самого начала пересмотра дела, т. е. с 1450 г.
Весной 1452 г. кардинал д'Эстутвиль допросил в Руане нескольких членов трибунала, осудившего Жанну. Но он не привлек к дознанию человека, который играл на обвинительном процессе одну из самых важных ролей - второго судью, инквизитора Жана Леметра. Он был жив и проповедовал в Руане. Больше того, имя Леметра даже не упоминалось в вопроснике, на основе которого производилось следствие. Впервые оно появляется рядом с именем Кошона лишь в материалах расследования 1455- 1456 гг.: Леметр был уже покойником.
Тот же д'Эстутвиль, проводя расследование во дворце руанского архиепископа, не счел нужным допросить хозяина этого дворца - Рауля Русселя, имя которого часто мелькает на страницах протокола обвинительного процесса. Руссель был асессором суда - и притом весьма деятельным.
В 1450 г. Гильом Буйе взял краткое показание у метра Жана Бопера, ближайшего помощника Кошона, которому тот часто поручал вести допросы Жанны. Больше его не тревожили, хотя Бопер, являясь одним из наиболее осведомленных лиц, мог бы сообщить множество ценных сведений (умер он в 1462 г.). В то же время менее осведомленные свидетели допрашивались и передопрашивались по нескольку раз (Маншон и Ладвеню - четырежды, Массье и де Ла Пьер - трижды и т. д.).
К показаниям участников суда над Жанной следует вообще относиться критически-особенно там, где бывшие члены инквизиционного трибунала говорили о своей собственной позиции во время суда. Послушаешь их - так это были сплошь честные и смелые люди, которые, пренебрегая опасностью, пытались спасти подсудимую. А если из этих попыток ничего не вышло и Жанна погибла, то виноваты в этом покойный Кошон, покойный д'Эстиве и покойный Луазелер. И странная вещь: кое-кому удалось убедить в своем добром расположении к Жанне не только судей реабилитации (тех вообще мало интересовала степень личной ответственности свидетелей, так как никого из них они не собирались подвергать наказанию), но и позднейших исследователей. Так, например, репутация доброжелателей Жанны укрепилась в исторической литературе (книги Баллона, Дюнана, Аното и др.) за доминиканцами Мартином Ладвеню и Изамбаром де Ла Пьером. Репутация прочная, но незаслуженная. Ее единственной основой являются самовосхваления «братьев» Мартина и Пьера, а также те похвалы, которые им расточали - в обмен на подобные же комплименты-некоторые их коллеги. На самом же деле оба монаха занимали на суде явно враждебную позицию по отношению к Жанне. Судить об этом можно и по тому неизменному доверию, которое им оказывал Кошон, и по их собственным заявлениям во время процесса обвинения. 19 мая 1431 г. оба они поддержали обвинение Жанны в ереси и ведовстве (Т, I, 371, 373); накануне казни высказались за передачу «вторично впавшей в ересь» девушки светским властям (там же, 407).