Он взял авторучку Юлика, открутил колпачок, принялся обводить слабые следы какой-то шифровки, как ему показалось. Но авторучка оказалась наполненной какой-то прозрачной жидкостью.
— Ага! Симпатические чернила! — сержант решил, что сама судьба послала ему этого шпиона и убийцу. Он мечтал о повышении по службе.
Сержант взял остро отточенный карандаш. Принялся обводить вмятины на странице блокнота. Ему пришлось изрядно попыхтеть, прежде чем перед глазами возникли строки: «На горизонта верёвке сохнет морская синь»…
Сержант перевёл взгляд на кости, камни, скорчившуюся на табурете жалкую фигурку, гаркнул:
— Забирай всё своё дерьмо и вон отсюда! Сизый френик!
Он хотел сказать — шизофреник.
Ни о чём этом Игорь не узнал. Через несколько дней отец сообщил ему, что сослуживец вернулся, рассчитался с Юликом и попросил его съехать с дачи.
А в июле позвонила из Ялты тётка. Рассказала, что прочла в городской газете заметку с фотографией неопознанного трупа, найденного за павильоном «Бульоны». У трупа был проломлен висок.
На фото она узнала Юлика.
Вечером в итальянском городке Руво ди Пулия идёт дождь. Первый за лето.
Струи драгоценно сверкают в свете неоновых фонарей, окружающих старинную площадь. Пусто, глухо. Ни одной автомашины, ни одного прохожего.
Четырнадцатилетняя Симона, укрытая от дождя изъеденной временем античной аркой, недвижно стоит под раскрытым зонтом. Некому посмотреть на фиолетовый зонт, который подарила ей бабушка ещё весной, в день окончания восьмилетней школы. С тех пор не было случая показаться с подарком. Не было дождей.
Оказывается, дождь — это очень красиво. Но никто не видит, как струи омывают кроны платанов и кипарисов, не слышит, как, словно по клавишам, бьёт вода по древней брусчатке, отчего по всей площади взметаются тысячи звонких фонтанчиков.
Пусто, как после Страшного суда.
Все сидят по домам, уткнувшись в телевизоры. Люди разные, а смотрят одно и то же. Крашеные блондинки с длинными ногами опять изгиляются по всем каналам — то рекламируют товары, то ведут из вечера в вечер одни и те же шоу.
Симона одиноко стоит под своим зонтом, как статуя. В тщательно отглаженных красных брюках, кожаной курточке.
Пойти некуда.
…Снова если не шоу, то фильмы, где бегают актёры с пистолетом в одной руке и мобильным телефоном в другой.
Вернуться домой, где все её любят, — как пойти на казнь.
…Все та же щербатая мраморная лестница, круто ведущая вниз, в подвал одного из впритык стоящих средневековых зданий. Там, в двухкомнатной квартирке без окон, с газом и электричеством, все та же бабушка и все та же мама. Все тот же телевизор. Живут на пенсию погибшего прошлой осенью отца-железнодорожника.