— Гуд бай! — сказал я и вышел в коридор.
…Шёл по истёртой ковровой дорожке, стараясь не наступать на тёмные пятна крови.
Гостиница была сумасшедшим домом, страна стала сумасшедшим домом. И этот эмигрант со своей шоколадкой и «проектом».
Оказалось, на улице идёт дождь. Под фонарём на краю мокрого тротуара стоял парень в чёрном кожаном пальто, вглядывался в циферблат карманных часов-луковицы.
Я-то узнал его сразу. А он меня, конечно, нет. Тем более что как раз в этот момент у тротуара тормознула чёрная «Волга». Оттуда выскочили три человека. Хохоча, что-то сообщили ему на ходу. Я разобрал только два слова — «платёжки» и «авизо».
Все трое бегом направились в гостиницу. А парень с восторгом хлопнул себя по заднице и, к удивлению прохожих, пустился в пляс.
Сообщение о том, что боевикам с помощью каких-то фальшивых авизо удалось выкрасть из казны миллионы, вскоре разнеслось по всей стране.
Парень в кожаном пальто больше в моём дворе не появлялся. Зато довелось увидеть его по телевизору.
…Как-то вечером в «Новостях» показывали площадь Минутка в Грозном. Хоровод стариков-чеченцев в бараньих папахах жутко топтался по осенней грязи в ритуальном танце. Поодаль толпилась группа боевиков с автоматами. Один из них показался мне знакомым. На этот раз он был не в кожаном пальто, а в бушлате. На плече висел автомат Калашникова.
Какой-то пацан подбежал к ним, что-то сообщил. Парень с размаху ударил себя по заду и немедленно принялся танцевать.
Но ему мешал автомат.
Уже около полутора часов я недвижно лежал распростёртый на койке в больничном боксе.
Чёрный штатив с тремя пластиковыми баночками наверху высился рядом с кроватью, как эшафот. Оттуда через полую иглу, воткнутую в мою вену, сверху вниз по прозрачной пластиковой трубочке медленно, капля за каплей, сочился раствор лекарства. Вена была в разгибе локтя левой руки. Рука, лежащая поверх одеяла столько времени, давно затекла.
Мучительство началось в семь утра. Последний раз дежурная медсестра забегала ко мне в восемь. Подключив последнюю, третью, баночку с тёмным раствором железа, поправила иглу, сказала, что зайдёт минут через двадцать к концу процедуры. И убежала.
Терпел, поглядывал вверх на баночку. К половине девятого она наконец опустела.
Шло время. Сестры все не было.
Я стал подумывать о том, что вот лежу тут беспомощный, забытый. Что пузырёк воздуха может попасть через трубочку в мою вену и оттуда по крови влететь в сердце…
— Сестра! — робко воззвал я. — Сестра!
Дверь из бокса в коридор была закрыта. Конечно, никто не мог меня расслышать.