Мы посоветовались и решили идти там, где побывали разведчики.
Ночью, как следует смазав оси, обмотав колеса повозок тряпками и ветошью, отряд вышел из села.
На этот раз все три колонны двигались вместе.
Проклятые брички тарахтели так, что было слышно за сотню верст. Но не возвращаться же из-за этого...
Через три часа приблизились к железной дороге. Проводники предупредили: лес сейчас кончится.
И верно: поредело. А потом глаза различили темную полоску насыпи, огни на станции справа, тощий скелет семафора.
Повозки ринулись по кочкастому полю к насыпи. Вот она уже рядом. Кони карабкаются по откосу, спотыкаются на рельсах, испуганно ржут. Им на подмогу спешат бойцы, подхватывают брички, тащат их через колеи. Сопение, глухой стук сапог, приглушенная брань...
Цыганов уходит вперед. Мы с Горой ждем, пока переправят радиоузел. Невольно посматриваем то направо, где светятся огоньки станции, то налево. Где-то там в черноте декабрьской ночи залегли заставы, обеспечивавшие переход. Не наткнется ли на них противник, привлеченный шумом? Не поднимется ли стрельба?
[222]
Но противник словно оглох и ослеп.
Вот уже перетащили последнюю бричку, вот перебегают насыпь бойцы арьергарда.
Теперь вперед, в глухой лес, прочь от дороги. Вперед! Чтобы растаять, раствориться в ночи, уйти за недолгие оставшиеся до рассвета часы как можно дальше. Вперед!
И растаяли, растворились, ушли.
Без приключений добрались до самой базы отряда Цыганова, где остановились на десяток дней, чтобы сменить брички на сани, напечь хлеба, набрать продуктов.
Места были хорошо известны еще с осени сорок второго года: Кривошин, Свентицы, Залужье...
Я не упустил случая, чтобы повидать старых знакомых, и в первую очередь, конечно, семью Морозовых.
Старик и его жена были живы и здоровы. Обрадовались встрече, закатили такую наваристую уху, что ложка стояла торчком.
Морозов поведал, что старый Дорошевич сильно сдал за лето. Похудел, осунулся, все сынка вспоминает. Но работает как надо. Что говорить, крепкая семья, настоящие люди. А горе... У кого его нынче нету, горя-то?
Мои поездки по деревням не остались незамеченными.
Партизаны сообщили: в деревнях говорят, что пожаловал сам Черный, — видать, по немцу ударит.
Я распорядился, чтобы всячески поддерживали этот слух, и приказал добывать хлеб и продукты не в деревнях и селах, а по глухим хуторам.
Во время заготовки продуктов партизаны несколько раз сталкивались с власовцами и другими предателями, но вышли победителями из всех стычек.
На базе Цыганова нас задерживали главным образом не заготовки и не потребность в длительном отдыхе, а необходимость передать своих разведчиков в Барановичах, Кривошине и других ближних местечках новому хозяину, как тогда выражались.