— Так.
— А можно его развертывать без тесного взаимодействия отрядов?
— Полагаю, нельзя.
— Приятно слышать, — вступил в беседу Бондаренко.
А Корж пояснил:
— Часто не можем мы, партизаны, общий язык найти. Все сами по себе. А делу это вредит.
— В чем же выражается отчужденность?
— Во всем! Да вот хотя бы нас с Линьковым взять... Сейчас у Линькова есть связь с Москвой, а у нас нет. Ему
[50]
взрывчатку подбрасывают, а нам нет. Ему оружие дают, а нам не дают! А Батя ничем не делится!
— У Бати тоже не густо со взрывчаткой и оружием.
— Все же лучше, чем у нас!
— Возможно.
— Скажи, капитан, вместе с тобой взрывчатку сбросили?
— Да, сбросили.
— Неужели не поможете?!
Я решил забыть о наставлениях Григория Матвеевича.
— Думаю — поможем.
— Вот это другой разговор! Вот это — да! — воскликнул Корж.
Бондаренко улыбнулся:
— Если бы с самого начала так договаривались!
Собираясь на эту встречу, я мысленно составил целый план беседы. Разговор, как часто бывает, потек по непредвиденному руслу. Однако я не отказался от мысли узнать то, что интересовало в первую очередь.
— Скажите, товарищи, — начал я, улучив удобный момент. — Вот вы прожили здесь первую зиму. Продержались весну и лето. Очень трудно партизанить в здешних условиях?
— Партизанить, наверно, везде нелегко, — усмехнулся Корж. — Тут другой вопрос — как партизанить? По лесам отсиживаться или активные действия вести?
— Я имею в виду активные действия.
— Понимаем... Активные действия вести можно. Было бы оружие. И связь. Вот нам сейчас без оружия и связи тяжко.
— Дело только в этом?
— А ясно ж, в этом!.. Я так скажу, капитан. Самое трудное позади. Чего греха таить! Народ на скорую победу рассчитывал, а тут вон как повернулось... Стал фронт удаляться — кое-кто растерялся. Я не про сволочей. Сволочи — те просто радовались. А даже наши, хорошие люди — кое-кто растерялся. Тем более — известий от своих нет, фашисты наступают, трубят об окружении и уничтожении советских армий, о том, что вермахтовские генералы в бинокли за уличным движением в Москве наблюдают, что Ленинград блокирован и не нынче-завтра падет... Поживете у нас — наслышитесь еще о фашистских россказнях!.. А тут что? По ночам в избы свои бойцы и командиры стучатся: хлеба нет ли? Упрямо лесом на
[51]
восток пробираются. Днем же — фрицы наезжают. Всех активистов, всех коммунистов и комсомольцев, всех, кто перед войной в западные области на работу был направлен, — к стенке или на сук. Отыскивают бывших уголовников, пропойц — организуют полицейские отряды, всюду старост — солтысов по-здешнему — сажают... Горько? Горько! А что сделаешь?