Поблизости виднелась пожарная каланча. С каланчи мы заметили стоявшую на улице немецкую машину. Шофер копался в моторе. Несколько офицеров прохаживались рядом.
Мы налетели на этих вояк. Офицеров как ветром сдуло. Убежал и шофер, прыгнув в чей-то огород.
Мы прицепили немецкую легковушку к своему грузовику.
[13]
Это был наш первый трофей.
В Карачеве мы поступили в распоряжение штаба Брянского фронта, и тут я потерял своего руководителя и товарища по академии — веселого и бесстрашного капитана Азарова.
Все время мы были вместе, и пули Азарова не брали. А в Карачеве он стал жертвой несчастного случая: сел на передний бампер грузовика, чтобы показывать дорогу в ночи, и получил тяжелую травму...
Военный совет фронта дал мне новое задание, и я отбыл в Курск, в обком партии, чтобы помогать подготовке партизан.
Секретарь обкома товарищ Доронин выслушал рапорт, ознакомил меня с обстановкой и попросил как можно чаще информировать его о работе.
На территории бывших обкомовских дач мы разместили партизанскую школу, начали готовить людей к войне в тылу противника.
Костяк будущих партизан составляли коммунисты и комсомольцы.
Мы учили их тактике партизанских действий, умению вести разведку, совершать диверсионные акты против оккупантов.
Однако отступление продолжалось. Противник прорвался к городу, и 3 ноября мы после упорных боев сдали Курск.
Эта очередная страшная потеря вызвала новый прилив ожесточения против ненавистного врага.
Подбадривало одно: я знал, что в тылу врага остаются вооруженные, неплохо обученные люди, а впереди, на новых рубежах, фашистов ждут подтянутые к фронту, готовые к бою войска.
Непогода спасала от налетов вражеской авиации, но пока мы дотянулись до Ельца, пришлось выдержать еще несколько жестоких бомбежек.
Мне «везло» — в какой бы город ни направился, прибывал в него, как правило, ночью. То же самое произошло тут, в Ельце.
На въезде в город мы узнали, что штаб фронта стоит за рекой. Нам объяснили, что нужно пересечь Елец и спуститься к переправе. В кромешной тьме поехали искать переправу, но запутались в елецких улочках. Я нервничал. Прекрасно помнил, что спуск мы начали возле какой-
[14]
то церквушки, но вот спуск кончился, дорога вновь пошла в гору, вильнула, и мы очутились... возле церквушки.
Снова поехали вниз. Свернули в другую сторону. Поплутали — и оказались... возле церквушки.
Город словно вымер. Ни огонька, ни души. Холод, снег, ветер.
Еще две попытки выбраться к реке закончились тем же, что и предыдущие: мы вновь уперлись в церквушку!
— Все. Будем спать. Утро вечера мудренее, — сказал я шоферу, поняв, что от этой церквушки нынче нам все равно никуда не уехать.