Горя служебным рвением, фашистский холуй влез в будку.
— Я выйду, проверю, что там, а ты минут через пять включи рубильник, — попросил Конопатский. — Вот этот. Понял?
Полицай все понял. Ровно через пять минут он поднял клуб на воздух вместе с оккупантами и взорвался сам.
Сила взрыва была столь велика, что в ближайших домах полопались стекла. Багрово-желтый сполох озарил все местечко.
При взрыве погибло сто пятьдесят фашистов и их прислужников. Уцелели, отделались ранениями, только десять гитлеровских солдат, которые вышли покурить перед сеансом...
Разговаривая с Конопатским, я спросил его:
[140]
— Почему же ты все-таки бежал в лес? Тебя подозревали?
Киномеханик удивленно поднял брови:
— Что вы, товарищ капитан!.. Если бы подозревали — давно схватили бы. А только когда я от клуба бежал, меня вроде полицаи видели.
— Вроде или точно?
— Я их видел, значит, и они видели, товарищ капитан. Там ведь, вокруг клуба, поставили посты на всякий случай. Ну чтобы партизаны не подобрались, гранату не бросили бы...
— Понятно. Тогда ты действительно рисковал... Ну, поздравляю, Ваня! Ото всей души. Командование отряда представило тебя к правительственной награде.
— Я старался сделать, как говорили... — смущенно ответил Конопатский.
Прекрасный был паренек, этот киномеханик! И тем более досадно становилось от мысли, что мы потеряли его как разведчика. Но в этом, видимо, были повинны мы сами. Увлеченные подготовкой взрыва, заботами об его эффективности, мы упустили из виду, что Конопатский еще очень неопытен, не подготовили его к продолжению работы в городке.
Будь Конопатский поопытней — он мог и дальше оставаться в Микашевичах. Для этого следовало лишь придумать правдоподобную легенду, полностью оправдывавшую отлучку из клуба в момент взрыва.
Придумать такую легенду, пожалуй, не составляло никакого труда. Можно было свалить все на того же болвана полицейского, включившего рубильник.
Покинув клуб, Конопатский мог подойти к полицейским, которые несли внешнюю охрану, обиженно пожаловаться на недоверие. Его бы спросили, конечно, о каком недоверии идет речь. Киномеханик объяснил бы, что его выгнали из будки, что полицай такой-то сам остался у аппарата.
Впоследствии постовые подтвердили бы, что Конопатский стоял в момент взрыва с ними, что в будку проник какой-то полицай, выгнавший киномеханика.
Такая легенда не только оправдала бы Конопатского, но направила ярость гитлеровцев против их собственных холуев, которых в горячке заподозрили бы в связях с партизанами.
Можно не сомневаться: гестаповцы немедленно распра-