Тут я и сообразил сиротой прикинуться.
— Ребята, — прошу, — дозвольте хоть хлеба с салом взять.
— Где у тебя сало?
— Да туточки, в подполе.
— Ну лезь, да живо! А то ребра пересчитаем!
Не знаю, сжалились они надо мной или рассчитывали моим же запасом поживиться, только пустили в подпол. А у меня в подполе, товарищ капитан, обрез припрятан. Я как спрыгнул вниз, сразу к куче картошки, разрыл ее и за винтовку. Пошарил — три обоймы целы! Клацнул затвором, одну обойму в магазин загнал и стою, дух перевожу.
А полицаи уже орут:
— Вылезай давай, пока не стеганули из автомата!
Ну, думаю, в руки им попасть — живым не быть, а так — еще поглядим, кому первому на небеса возноситься!
Приставил лесенку, поднимаюсь. Обрез держу наготове.
Один полицай самокрутку закуривает, двое платья сестренок в узел увязывают, а фрицы у двери толкутся, ждут.
Эх, как глаза вытаращили, как дернулись! А я уже вскинул обрез, да по ним, по ним, а потом по полицаям!
Дым, грохот, фрицы на пол, полицаи к двери было — и тоже врастяжку, через немчуру, значит.
[143]
А я с ходу к окну, высадил раму — и во двор, к воротам, на улицу.
Они только тут опомнились, начали строчить вслед. Да я уже огородами к лесу.
Ну, пока по полю бежал, стреляли по мне, зацепили плечо. Однако я отстреливался, до кустов добрался, а в лес фрицы побоялись соваться... Так и ушел.
— Попал ты в переделку... Ну а сестры?
— К сестрам наши юркевичские девчонки прибежали, сказали, что за мной фашисты приходили. Полина и Алима домой не вернулись, сразу подхватились и сюда, в отряд.
— Правильно сделали... Как ты думаешь все же, Паша, почему тебя арестовать хотели?
Павел вздохнул:
— Нехорошо на людей думать, товарищ капитан, но не иначе — выдал кто-то, что я в лес к партизанам ходил.
— А ты не думаешь, что это связано с Житковичами?
— Ну нет! Вряд ли! Там же все целы, никого не тронули!
Мы еще побеседовали с Павлом, потом я вернулся к себе на центральную базу, расспросил Николая Кузьменко о том, как идут дела в Житковичах.
Кузьменко доложил, что после бегства Кирбая в отряд он нарочно запрашивал Горева, нет ли за товарищами из его группы слежки, не ведут ли немцы наблюдение за кем-либо.
Горев ответил через Женю Матвеец, что никакой слежки нет, а работа разворачивается так успешно, как он и не ожидал. Горев просил только подбросить мин, взрывчатки и листовок.
— Они еще спрашивали, — сказал Кузьменко, — надо ли расширять группу? Сообщили, что на примете верные люди есть. Я, как приказывал Батя, разрешил, товарищ капитан, привлечь новых членов...
По всему выходило, что история Павла Кирбая совершенно не связана с какими-то планами врага в отношении житковичских товарищей.