«Победа» — с трудом прочитал Стольников название колхоза на табличке года эдак сорокового, и над вывеской: «Еще один петух откукарекал» — на листе ватмана. Эта вывеска была свежей.
На доброй свадьбе не бывает незваных гостей.
* * *
Председатель оказался не из интеллектуалов даже деревенского толка. Присутствующих он преувеличенно именовал «народом».
— Вона сколько доброго народу наехало!
Мутный самогон в дореволюционных штофах почему-то называл «беленькой».
— Или же вам, в связи со служебными обязанностями, красненькой? — В этом, по его мнению, заключалось различие состояния работника в выходной день от его состояния на службе.
А дочь свою, метнувшуюся к новым гостям, — «цыклетарем сельсовета», причем последнее звучало так, словно Стольникова и иже с ним знакомили не с визжащей прыщавой стервой с отсутствием разума в глазах, а с артисткой Любовью Орловой.
Молодая была высока ростом, худа, как Жанна перед сожжением, челюсть ее, украшенная двумя золотыми зубами, постоянно болталась от хохота, что с первого же мгновения знакомства с ней заставило майора поверить в переселение душ. Перед ним стояла молодая, совершенно не-управляемая лошадь.
Жених был невысок ростом, узок в плечах, на роль жокея подходил менее всего и зачем-то постоянно давил из себя, по-молодому неумело, улыбку. Саша и ему попытался найти подходящее сравнение и вскоре вспомнил, где подобные улыбки встречаются — чаще всего в зале суда, дабы успокоить родителей, сразу после объявления приговора. Во всей этой свадьбе чувствовалась какая-то плохо замаскированная фальшь, и вскоре Стольников догадался почему. Улыбка жениха, радостные прискоки молодой, очумевший от выпитого и ставший всем милым тесть, утонувшая в пляске свадьба с озорными похотливыми частушками — это самая настоящая липа. Улыбка была резиновой, прискоки со взлетавшей на воздух фатой — истеричными, а счастье председателя — плохо скрытым желанием разбить будущему зятю морду. Стольников пригляделся в поисках ответа и скоро его обнаружил. Основная и единственная причина того, почему малец «откукарекал», крылась в слегка выступающем животе молодой.
— Совет да любовь, — скромно поздравил майор всех присутствующих, не обращаясь ни к кому конкретно. Выполнив таким образом свой человеческий долг, он по-свойски подобрал локоток папы невесты и повел его вон.
Последним из зала уходил Баскаков. На самом выходе он остановился, подумал о чем-то, после чего обернулся и с улыбкой Мефистофеля приглушенно крикнул: «Горько!» И пропал из виду, не желая видеть зрелища, к коему призывал.