Напоследок агент стал выдвигать ящики в одном из стоящих в коридоре старинных шкафов, показывая, где сложено постельное бельё и полотенца.
Люся поинтересовалась, сколько я понял, насчёт стиральной машины. Агент провёл террасой к мраморной лесенке, по которой мы спустились к подземному гаражу. Отпер его, включил свет. Там, наряду с садовым инвентарём, шлангами, сенокосилкой, стояла и стиральная машина. Он показал, где находится розетка. И мы вернулись в гостиную.
— Эвхаристо! – сказал я, понимая, что он торопится назад в город. Шёл первый час ночи.
Но агент присел к столу, достал из кармана какой‑то документ, предъявил Люсе. Оказалось, нужно уплатить пятьдесят долларов за то, что он нас встретил, и сто долларов залога за имущество.
— Как хорошо, что у вас были наличные! – сказала Люся, отдавая доллары. – Ведь у меня кредитная карта. Буду пока тратить ваши деньги.
Агент оставил нам ключи, номер своего телефона и уехал.
Люся, протолокшись ещё часа полтора с раскладкой барахла и продуктов, наругавшись с позвонившим по мобильному телефону бывшим мужем, поужинав и покормив проснувшегося Гришку, ушла вместе с ним спать в большую комнату рядом с гостиной, имевшей выход на террасу. Соседняя комната, тоже выходящая на террасу, была оставлена для няни.
Я же поселился в похожей на каюту комнатке с низкой тахтой, шкафом и письменным столиком у закрытого ставнями окна.
Дождавшись, пока Люся окончательно угомонится, я вышел на кухню, составил грязные чашки и тарелки в двухкамерную никелированную мойку, вымыл посуду, убрал со стола и отправился к себе.
Открыл окно, отпер засовы тяжелых ставен, развёл их в стороны. Обдало свежестью. Сквозь непроглядную тьму вдалеке плавно двигалась короткая цепочка огней. Я понял, что это судно. Что передо мной море. И вспомнил, как девять лет назад уплывал с острова. Казалось, навсегда.
Заговорил я языком Гомера –
апопси, калинихта, калимера.
И самого себя мне слышать дико,
когда со мной толкует Эвридика.
Я говорю ей, улыбаясь криво,
о том, что симера немного крио.
Она же говорит: «Кало! Кало!»
Да, ей «кало», в её дому тепло.
Ловлю кефаль я, стоя на причале.
— Владимирос! – зовёт меня Пасхалис,
кричит, мешая греческий с английским,
что хочет мне поставить стопку виски.
А я в ответ, мол, сенькью, эвхаристо!
Клюёт. Я не могу покинуть пристань.
По вечерам дев старых взгляды, вздохи.
Но непреклонно говорю я: – Охи!
Живите в мире,
кириос, кикири!
Когда покину остров сей Скиатос,
я с борта корабля скажу вам: – Ясос!