В хате сидели человек восемь ребят и четыре или пять девушек. Коняхин не успел всех разглядеть.
— Достаньте карты, — сказал Аркадий. — Гриша, сдавай на шестерых.
Рыжеватый парень достал из кармана колоду карт, подвинулся к столу и начал сдавать. Пока он сдавал, Аркадий говорил:
— От тетки Мотри тебе надо уходить, тебя ищут. Сегодня переночуешь у деда Сергея, а завтра переправим к надежным людям. Мне тоже стало небезопасно появляться на улице, может, приду не я, а кто-нибудь из этих вот ребят. Запомни их.
Александр поочередно оглядел всех, стараясь запомнить каждого. Двоих он уже видел, они заходили к Мотре, остальных не знал.
— Значит, завтра я или кто-нибудь из нас зайдет за тобой.
— К партизанам переправите? — спросил Александр.
— Нет, туда пока нельзя, немцы блокировали лес. Придется пожить еще немного в селе, а потом видно будет. Но на улице тебе лучше не появляться…
В дверь громко постучали, все насторожились.
— Открой, — сказал Аркадий одному из парней и взял карты. — Чей ход?
На вошедшего, казалось, никто не обратил внимания. А тот, окинув всех быстрым взглядом, спросил:
— Это еще что за сборище?
Теперь Коняхин узнал его: это был писарь из немецкой комендатуры.
— А ну расходитесь! — командовал писарь.
Аркадий собрал карты, сунул их в карман и первым вышел из хаты. За ним гуськом потянулись остальные. Последним выходил писарь. У самой калитки он нагнал Коняхина, потянул за локоть и, когда они отстали от других, шепнул:
— Уходи отсюда немедленно, тебя ищут.
И быстро пошел по улице, крикнув на прощание:
— Немецкое командование запрещает азартные игры!
Ребята по одному расходились в разные стороны, вскоре Коняхин и Швец остались вдвоем. Александр сказал Аркадию:
— А писарь-то, видать, парень ничего, шепнул мне, что меня разыскивают.
Аркадий усмехнулся:
— Он, между прочим, бывший политработник. Но это между нами.
Дед Сергей, видимо, был предупрежден. На столе стоял ужин, для Коняхина была приготовлена постель. Поужинав, Александр улегся в постель с твердым намерением уснуть тотчас же, ни о чем больше не думая — за день и так пришлось немало поволноваться. Но дед, похоже, соскучился по собеседникам.
— Чем дольше мы живем, тем люди злее делаются, — рассуждал он. — Тот же немец в прошлую войну этакого издевательства, как теперь, не позволял. А отчего?
— Это же не просто немцы, а фашисты. Гитлеровцы.
— Ну, допустим. А вот скажи: какая после войны кара будет применена к этому самому ихнему Гитлеру?
— Наверное, расстреляют или повесят.
— Маловато. Для него надо бы придумать что-нибудь позаковыристее.