О том же сказал ехавший в повозке старший лейтенант.
— А мне только до того села. — Володя кивнул в сторону рассыпанных на опушке леса домиков.
— В таком случае нам по пути. Садись, подвезем.
Володя сел рядом со старшим лейтенантом, ездовой стегнул лошадь, она затрусила по разбитой колее.
— Что же ты в такое время от дома отбился? — спросил старший лейтенант и, кивнув на идущую по обочине цепочку беженцев, добавил: — Люди, видишь, дома-то свои бросают, думают, опять отступать будем, как в сорок первом. Может, и твои родители убежали. Ты давно из дому-то?
Пришлось опять соврать про каникулы и умершую бабушку. Возможно, старший лейтенант и поверил бы, если бы ездовой не спросил, между прочим:
— А как ваше село называется?
Вот этого Володя не знал. Сказал наугад:
— Сосновка.
— Что-то ты, парень, путаешь. Я тут, почитай, все места на брюхе исползал, а про такое не слыхивал. Да и откуда тут быть Сосновке, если вокруг ни одной сосенки нет? Району-то какого это село?
Володя смущенно молчал.
— А ну-ка рассказывай все начистоту, — потребовал старший лейтенант.
Пришлось рассказать.
— Далеко же ты, хлопец, забрался, — сказал старший лейтенант и спросил у возницы: — Что с ним будем делать, Шимановский?
— Я бы взял с собой, доложил начальству, а оно уж пусть решает. Может, оставят где-нибудь при кухне, а может, отправят домой. Самому ему теперь не добраться до дому, вон как отощал. Да и не захочет ведь.
— Не захочу, — подтвердил Володя.
— Ишь какой шустрый!
— Ну ладно, доложу комбригу.
Старший лейтенант Одерий оказался помощником начальника политотдела 248-й отдельной курсантской стрелковой бригады по комсомолу. Он привел Володю прямо к комбригу, полковнику Гусеву. По счастью, в этот момент у комбрига был и начальник политотдела Петр Васильевич Шараутин. Пока Одерий докладывал, оба полковника разглядывали мальчишку.
— Сколько тебе лет? — спросил Гусев.
— Тринадцать, — на этот раз Володя не соврал.
— Вот как? А по виду больше десяти не дашь. Впрочем, десять или тринадцать — значения не имеет. Возраст, как говорится, не призывной. Ну что мне с тобой делать? Надо бы тебя ремешком проучить да домой отправить. Но на чем и с кем? Тут, брат, не до тебя, у меня не детсад. Прогнать его, что ли? — Гусев повернулся к начальнику политотдела.
— Пропадет он, Иван Андреевич, если прогоним. Может, оставим?
— Ну раз ты хочешь оставить, себе и оставляй! Пусть будет при политотделе вроде воспитанника, все у тебя на глазах.
— Согласен.
— Передайте, чтобы поставили на все виды довольствия, — сказал комбриг Одерию.