В занятой немцами деревне прокукарекал петух. Володю это особенно удивило: как он мог уцелеть? Обычно немцы выгребают в деревнях всю живность подчистую, только голодные, одичавшие кошки бродят по улицам. А тут петух, да еще такой голосистый!..
Когда вот так лежишь, уткнув подбородок в снег, и слышишь эти ночные звуки, невольно вспоминается, как до войны они бегали в лес, валялись там в траве и слушали. В прозрачной тишине леса вдруг защебечет над головой птица, гулко прокукует кукушка. Они всегда кричали: «Кукушка, кукушка, сколько мне жить?» Кукушка каждый раз отсчитывала по-разному: то шесть, то восемь, один раз прокричала даже одиннадцать раз…
Или завозится в траве жучок, пролетит над головой бабочка, застрекочет кузнечик — и тебе станет еще радостнее от этой населенности и разнообразия жизни. Тебя опьяняет густой запах трав, ты смотришь в бездонную синь неба, и у тебя начинает кружиться голова…
Как все изменилось с тех пор!
Земля здесь пахнет порохом, гарью и еще чем-то, кажется, медью. Так пахнет стреляная гильза.
И весь этот великолепный мир природы интересует тебя, кажется, только одной своей способностью: укрыть от глаз врага, приглушить звук твоих шагов и твоего дыхания, защитить от шальной или нацеленной прямо в тебя пули…
Овчинников появился совсем не оттуда, откуда его ждали: он подполз справа, даже чуть сзади, взмокший не то от снега, не то от пота.
— Порядок! — шепнул он. — Вон там низинка заболочена, подходит к самому лесу. По ней и пройдем. Только смотрите, чтобы под ногами не чавкало.
Немного подождали, пока Овчинников отдышался, и двинулись к низине. Переходили ее осторожно. Потом долго шли мелким кустарником, пока добрались до леса. В лесу пошли в рост, быстро. Володя едва поспевал за Овчинниковым и Картошкиным.
К восходу солнца они были километрах в пяти-шести от переднего края. В глубоком овражке отдохнули и переоделись: Овчинников и Картошкин — в немецкую форму, Володя — в штатское платье. Только теперь Володя сообразил, почему они не сделали этого раньше, еще на своей стороне: их обмундирование сейчас было намокшим, перепачканным грязью, кое-где порванным. Они связали его в узел и спрятали. Тщательно разглаживали каждую морщинку на Овчинникове — его офицерский мундир должен выглядеть безукоризненно.
А дальше все шло с молниеносной быстротой. Едва вышли к дороге, как показалась машина, она шла от передовой. Видно было, что в ней только один человек — за рулем.
Овчинников неторопливо вышел на середину дороги, остановился и поднял руку. Когда машина подошла метров на полтораста, крикнул Картошкину: