— Уйти незамеченными не удастся. Придется отбиваться, если немцы сюда сунутся, — сказал командир.
Отбиваться так отбиваться, стали готовиться: разложили на полу запасные магазины, гранаты, распределили секторы стрельбы.
Только тут и вспомнил кто-то из разведчиков:
— А как же наши? Мы же им сообщили, что немцев в деревне нет. А их вон сколько. Пойдут наши без опаски и напорются.
Опять по рации связались со своими, доложили обстановку. Командир роты выслушал все и сказал:
— Погодите, я сейчас соседа позову.
Минут пять в наушниках слышен был только треск, а потом послышался чей-то незнакомый голос:
— Дайте какой-нибудь приметный ориентир.
Поглядели в окошко, ничего приметного нет.
— От северной опушки соснового бора вы в какой стороне?
Проверили по компасу, сообщили:
— На юго-восток.
— В скольких метрах? Только давайте поточнее.
А как тут дашь точнее: не пойдешь же шагами вымерять? Один говорит, что на глаз тут ровно триста метров, а другой утверждает, что не менее четырехсот: Они уже догадались, что сосед, с которым они говорят, — артиллерист, ему надо дать точные данные, а то начнет колошматить из своих пушек по ним же.
— Там, посреди деревни, речушка должна быть или ручеек. И мостик. Вам его не видно?
И хотя никакого мостика они не видели, но вздохнули с облегчением: раз говорит, что есть речушка, значит, у него там карта, авось не промажет.
Наконец артиллерист сказал:
— Теперь знаю, где вы. Три соседних дома сами держите на прицеле, а я начинаю с четвертого и дальше.
— Ладно уж, начинай со следующего от нас, — раздобрились разведчики. — Авось не промахнешься.
— Начинаю с четвертого…
Все-таки разведчики немножко опасались, как бы шальной снаряд не залетел в их домик. Но уж никак не предполагали, что через четыре минуты и двадцать секунд начнется такое.
Казалось, небо раскололось на мелкие кусочки, упало на землю, и она тоже раскалывается, как глиняный горшок. Огненный смерч пронесся по деревне, сметая на своем пути все, выбрасывая из себя черные султаны земли, горящие бревна, разрывая в клочья сам воздух. Гулко гудела растерзанная земля, домик трясся, как в лихорадке, сыпались стекла и штукатурка, отсветы пламени плясали в глазах разведчиков.
Это длилось, может быть, всего одну минуту, но она показалась им вечностью, они потом еще долго сидели оцепеневшие, неподвижно и отрешенно глядя на догоравшую деревню. И только дядька Чернобай скручивал трясущимися пальцами цигарку и никак не мог ее скрутить, табак сыпался ему на колени, на лежавшие под ногами гранаты.
Вероятно, они так бы еще долго просидели, если бы не услышали в лежавших на столе наушниках слабый голос, беспрестанно повторявший: