Старуха сидела у костерка и, вытянув худую индюшачью шею, разглядывала Янгара.
— Ты кто?
Повернувшись к Кейсо, старуха прижала палец к губам.
Он замолчал.
Ведьма.
Тощая, изможденная, с лицом, словно бы на две половины разделенном. Одна морщинами изрыта, другая — гладкая, розовая, перетянута старыми шрамами. И веки сходятся, едва ли не срастаясь, скрывая пустую глазницу. Съехал плащ, повисла на плече медвежья голова, набитая опилками. И торчит острый локоть, потрескавшийся от старости, видна обвисшая грудь и тугой, какой-то гладкий живот с дорожкой темных волос.
Она была столь отвратительна, что Кейсо затошнило.
— Не смотреть! — оскалилась старуха. И длинные клыки ее были желты.
— Простите, матушка, если обидел, — Кейсо поднялся и поклонился до земли.
Кем бы ни была эта женщина, но появилась она вовремя. Вот только захочет ли помочь? Она же, обойдя костер, присела рядом с Янгаром. Когтистые пальцы коснулись лба, оттянули веки и старуха, склонившись, долго разглядывала мутные глаза Янгара.
А затем просто положила ладонь на грудь.
И надавила.
— Осторожно! У него…
Холодный взгляд заставил Кейсо замолчать. А старуха, наклонившись над Янгаром, губами коснулась губ его. Она не целовала — высасывала болезнь. И Кейсо замер, боясь спугнуть посланницу богов. Та же поднялась, подошла к костру и сплюнула в пламя, которое ответило на плевок рассерженным шипением.
— Живи, — сказала старуха.
— Спасибо, матушка. Скажи, чем могу отплатить тебе за доброту…
— За него плати.
Она провела когтем по лицу Янгара, оставляя длинную царапину.
— Он жить. Если суметь.
Старуха она знаком велела Кейсо отвернуться. Ослушаться он не посмел.
Уже вечером лихорадка отступила. А еще спустя сутки раны покрылись розовой корочкой молодой кожи.
Черному Янгару повезло выжить.
Он снова танцевал на цепи, пытаясь уклониться от палки. Сегодня Хазмат прикрутил к навершию нож, узкий и тупой, но оставляющий на коже рваные раны. Палка была длинной. Цепь — короткой. А от Хазмата ощутимо тянуло кисловатой опиумной вонью. Впрочем, выкуренная трубка никак не сказывалась на его ловкости.
— Быстрей! — кричит Хазмат, и нож взрезает кожу на предплечье. — Двигайся, песий сын, пока я с тебя шкуру не спустил.
И Янгу знает, что хозяин вполне способен угрозу исполнить.
— Пляши!
Кровь катится по ногам и рукам, покрывает кожу алой липкой пленкой, которая скоро подсохнет. И если Хазмат останется недоволен тем, как раб усвоил урок, то оставит здесь же, у столба. И тогда на кровь слетятся мухи…
— Давай!
Янгу танцует.
По песку, который въелся в подошвы ног…