О том, что отца посадили, Ольга узнала много позже. И узнала об этом совершенно другая Ольга, потому что через два дня после ареста отца с ней, собственно, и произошло то событие, которое круто перевернуло всю ее дальнейшую жизнь.
Прождав два дня и поняв, что штрафом на сей раз отец не отделается, Ольга поняла — нужно ехать снимать сети. Отца взяли совсем рядом — на Сорочьем. Только потому и взяли, что рядом, иначе бы не нашли. А тут скорее всего еще и помог кто-то из местных. Характер у отца был не самый легкий, и недоброжелателей у него среди местных хватало. Пока составляли протокол и выясняли, сможет ли девочка прожить какое-то время без отца, отец успел шепнуть ей, что конфисковали только ближнюю сеть, с Сорочьего. Все дальние в целости и сохранности. Когда все уляжется — вынешь. И с голоду не помрешь, и на конфеты хватит.
Ольга оделась потеплее, взяла с собой на всякий случай на два дня хлеба, сала, пару соленых огурцов, села в лодку — у них тогда был не ершик, а длинная и вместительная плоскодонка, которая ходко шла и под веслами, и под шестом с кормы — и отправилась по заветным местам. Управиться она намеревалась примерно за сутки, но — кто знает. В половодье на Волге всякое случается.
И — как накаркала. Она успела выбрать две сетки — самые дальние, специально ушла подальше, чтобы на обратном пути не делать лишних концов. Рыбы было много. В «четверку» влетела целая станица ровной как на подбор густеры — килограммов сто двадцать. Этих завялить, и торгуй хоть до осени. С точки зрения выгоды больше можно было бы и не рыпаться — лодка и так была полна чуть не вкрай. Но рыбу в сетках оставлять было никак нельзя. Сгниет. И выбирать потом противно, и сетку подпортит, да и на душе будет гадко, что такое количество хорошей рыбы пропало зазря. Так что Ольга добралась до ближайшей отцовой времянки, раскопала припрятанные на зиму запасы соли и принялась обрабатывать рыбу. Засоленная, она хоть год тут пролежит, в песке, под спудом. Потом останется только переправить ее домой, вымочить немного, потом просушить — и в дело. Провозилась она до самой ночи. А ночью вода резко пошла вверх.
Ольга, умотавшись за день, ночью ничего не слышала — ни рева взбесившегося потока в ближайшем узком русле, ни плеска подобравшейся под самый порог воды. От холода она закуталась в тулуп с головой, а, следовательно, и с ушами, так что даже треск выворачиваемых с корнем прибрежных деревьев ее не потревожил — показалось спросонья, что просто разгулялся ветер и ломает на открытых местах сухостой.