— Скажи, ты можешь увидеть в чужой голове, ну, скажем, цифры? Нам нужно будет продать эти камни. А люди, с которыми нам скорее всего придется иметь дело, доверия у меня заранее не вызывают.
— Это трунно. Ошш'ень силь'но ттарасс'а. Мало рремени, потом утта'йошш — нишш'йево нее винно.
Что ж, уже хорошо. Уже хорошо. Потому что не каждый день капитану ФСБ приходится продавать на черном рынке такие крупные камушки.
— Так вот, Ленань, ты должна мне помочь. Ирина кое-чему научила меня — я имею в виду астом.
Брови у Ленань удивленно поползли вверх.
Виталий, не отрываясь от дороги, соорудил посреди бегущей навстречу серой полосы небольшое уютное озеро и пустил от него в сторону Ленань веселый быстрый ручеек.
* * *
17 июля 1999 года. Саратов.
Перед самым въездом в Энгельс Виталий поменял на «уазике» номера. Если местные коллеги дали патрульно-постовой службе наводку, пусть гаишники не беспокоятся. Хвост ему совершенно не нужен.
Проблему с камушками нужно было улаживать быстро и тихо. Способ улаживания проблемы сомнений не вызывал. Доехав до первого — уже в Саратове — частного ювелирного магазина, Виталий припарковался, вышел вместе с Ленань из машины и в последний раз кратко ее проинструктировал.
В магазине были две девочки за прилавком и охранник в камуфляже и с кобурой на поясе. Виталий подошел к барышням.
— Прошу прощения, — начал он.
Ближайшая барышня со скучающим видом, едва озаботившись наклеить на лицо дежурную улыбку, оторвалась от кроссворда. Однако при первом же взгляде на Ленань в глазах у нее блеснула искорка интереса. Прикидывает, сколько стоило это платье где-нибудь в Лондоне или в Нью-Йорке, подумал Виталий. И как бы ей самой обзавестись чем-нибудь похожим, хотя бы за двадцатую часть исходной суммы. Столь же незамысловатым и безупречно элегантным. Открыть ей, что ли, секрет фирмы? Ивантеевская швейная фабрика. Но вслух он сказал:
— Прошу прощения. Мне хотелось бы оценить одну вещь.
— Какую вещь?
— Хорошую и очень дорогую. Я могу поговорить с вашим оценщиком?
— Почему бы и нет, — пожала плечами барышня, продолжая мерить взглядом Ленань, — пройдите вон туда, налево.
Обернувшись, чтобы кивнуть своей спутнице, Виталий обратил внимание, что и охранник тоже не отрывает от Ленань глаз. Правда, его явно интересовало как раз не платье, а то, что это платье оставляло открытым. И то, что под платьем только угадывалось. И еще он обратил внимание, что место это Ленань откровенно неприятно.
Оценщик оказался пожилым, лет шестидесяти, евреем в мятом клетчатом костюме и без галстука. Он обильно потел, и рубашка на нем была расстегнута до середины волосатой груди.