— Неужели вам все происходящее не кажется подозрительным? — спросила я, желая хоть немного растормошить этого тюленя. — Два несчастных случая один за другим в узком кружке знакомых — это еще куда ни шло. Но теперь их три — три! Это уже ни в какие ворота, и теория вероятности…
— Мисс Уэггинс, не тревожьтесь, мы во всем мало-помалу разберемся, — заверил детектив Пиховски. — А до тех пор не надо спешить с выводами и паниковать. Хотя я бы на вашем месте и при данных обстоятельствах проявил некоторую осторожность — на всякий случай.
«Ага, — подумала я, — проявите осторожность. Легко вам говорить!»
Мне что, позвонить Бритни Спирс? Дескать, не одолжишь ли, красавица, пару своих охранников-мордоворотов, чтоб они меня защищали непонятно от кого и непонятно как долго?
Джейми вон в собственной ванной погибла.
Как мне теперь по своей нью-йоркской квартире ходить — проявляя осторожность?
Какой экзотический несчастный случай поджидает меня? И где?
Майклс провел меня по коридору в маленькую комнатку за кухней.
Развести сотрудников, очевидно, не получилось — все сидели в этой маленькой комнатке, во главе с Мэри. А у стены скучал-маячил розовощекий полицейский.
Пейтон там не было.
Это и Майклс заметил.
— А где мисс Кросс? — спросил он полицейского.
— Кажется, в туалет пошла, — чинно ответила Филиппа. — Дальше по коридору.
Майклс вышел из комнаты — со слегка раздраженным видом.
Следующий час я протомилась в этой комнатке вместе со всеми.
Это был настоящий ад. Сидеть без дела, когда самое время расследовать, копать, дознаваться!
Раз в десять минут появлялся Майклс и забирал на допрос следующего.
Розовощекий полицейский педантично следил за тем, чтобы мы не переговаривались и не перешептывались.
С каждой минутой мы все ощущали себя все больше и больше преступниками.
Девушки, которые и раньше пускали слезу и хлюпали носом, занялись тем же делом. Не то они действительно печалились об Эшли, не то просто близость смерти приводила их в ужас. Остальные сидели с сонным, скучающим видом. Одна Мэри взяла пачку документов и теперь, водрузив очки на нос, поглощенно работала с ними — что-то писала, правила. Ах да, толстуха Филиппа нашла самое интересное занятие — делала себе маникюр по полной программе. И поскольку делать нам было совершенно нечего, мы все с тупым интересом наблюдали, как она снимает лак ваткой, провоняв всю комнату ацетоном, как наносит с маниакальной тщательностью три слоя багрового лака на ногти, прилежно работая кисточкой и при этом слегка прикусывая язык от усердия…
Я большую часть времени сидела с надутым видом и вертела в голове одни и те же мысли.