— Засем фасисту какие-то планы? — поинтересовался Кирпич. — Сто в них сенного?
— Видимо, много ценного, иначе бы и он, и его папаша не стремились их заполучить, не считаясь ни с чем, — загадочно ответил Ларионов.
— Какой папаса?
— Мне пора возвращаться в отряд, — Даниил потушил окурок и решительно встал. — Вам, кстати, тоже стоит туда отправиться. И Настя с Юлей волнуются. Здесь мы пока больше ничего не сделаем.
— А когда сделаем? — тревожно спросил Юра.
— Скоро, очень скоро, я тебе обещаю. Мы обязательно спасем твоего отца, Ксанку и остальных арестантов.
Когда солдаты гарнизона стали валиться с ног из-за бесконечного хождения в патрулях, начальство сократило Славкину неделю гауптвахты до трех дней. Сам Георгий Александрович предпочел бы лучше досидеть срок, чем встретиться на улице с сумасшедшими подростками, таскающими с собой динамитные шашки. Правда, на разбирательстве, чего греха таить, хорунжий попытался свалить большую часть вины на подчиненного булочника. Иначе какой расчет быть начальником? Славкин напирал на то, что Герман не оказал ему поддержки, тащился сзади, а при виде капсюля-детонатора упал в обморок. Жалкий вид трясущегося булочника нисколько не поддержал в глазах командования версию ефрейтора Славкина. Георгий Александрович подозревал, что, несмотря на хороший послужной список и отличное произношение, немцы воспринимают его как русского, а следовательно, ненадежного солдата. Свой трус-булочник для них, похоже, милей. Герману, кстати, дали только четыре дня гауптвахты. Но вышло так, что Славкин снова оказался на улицах родного города раньше него. Можно ли рассматривать то, что Герману дали досидеть положенное, как поблажку?.. Хорошо уже то, что хорунжему определили в подчинение двух других солдат. Они тоже были «штатскими шляпами», но по крайней мере имели бравый вид.
По возвращении из карательной экспедиции, Георгий Александрович доложил по команде о том, что в Юзовке скрывается опасный преступник, коммунист Валерий Мещеряков. Его сухо поблагодарили, заявив, что примут к сведению. Славкин навел справки и узнал, что Мещеряков вполне легально служит у немцев. Он снова подал рапорт, но получил приказ в это дело не соваться. Один раз хорунжему показалось, что он увидел Валерия рядом с комендатурой. Потом Мещерякова арестовало гестапо, и Георгий Александрович снова поверил в то, что возмездие существует. Однако осуществляется оно по своим путям, ему не ведомым и от него не зависящим. А жаль.
Пользуясь властью, Славкин иногда менял пред писанный патрулю маршрут, он не оставлял надежды самостоятельно найти и наказать кого-то из старых своих врагов. Подчиненные всякий раз косили на него глазом, словно привыкшие к одной дороге старые кони, когда хозяин вдруг взмахивает кнутом и правит черт знает куда и зачем. Хорунжий высоко ценил воспитанное в немцах чувство субординации, его солдаты ни разу не возразили командиру. Мысленно поместив на их месте казачков, Славкин представлял, сколько крепких слов понадобилось бы, чтобы направлять их в нужную колею.