— Ваше поведение, лейтенант, представляется мне все более подозрительным, — говорил главный гестаповец, тыча в листки перед собой. — Вы скрыли от меня многие факты!
— Я не хотел отнимать ваше время на ненужные детали, господин штурмбаннфюрер, — Вернер вынужден был стоять навытяжку, больше шеф в своем кабинете ему сесть не предлагал.
— Более того, у меня имеются свидетельские показания, что вы еще с двадцатых годов знакомы с Валерием Мещеряковым!
— Да, я давно знаю своего врага в лицо, — подтвердил Альберт, — но что это меняет? Мой отец погиб в Юзовке, сражаясь с большевиками, это отражено в моем личном деле. Для вас, штурмбаннфюрер, Мещеряков и другие неуловимые Мстители стали врагами в июне 1941-го, а для меня они всю жизнь были личными врагами.
— Ваш отец действительно погиб в этом городе, но при очень загадочных обстоятельствах. А его шифровки в белогвардейскую разведку не отличались особой точностью.
— В Берлине нашли время, чтобы достаточно детально ознакомиться с моим делом, и там меня сочли вполне заслуживающим доверия.
— Я придерживаюсь другой точки зрения, лейтенант, и запрещаю вам заниматься делом Мещерякова! Понятно?
— Так точно, господин штурмбаннфюрер… Хотите — скажу как поймать, например, цыгана?
— Вы свободны, — гестаповец высокомерно отвернулся.
Вернер щелкнул каблуками и вышел из кабинета. В коридоре он закурил. Письменный приказ об его отстранении от дел начальник напишет не скоро. Он привык, что его приказы выполняют беспрекословно. Значит, время по крайней мере сегодня у него есть. Альберт бросил сигарету и спустился в подвал.
— Откройте восьмую!
Охранник загремел ключом, и Вернер, шагнув в камеру, снова увидел своего врага. Если бы не его покровительство, то диверсанта Мещерякова расстреляли бы три дня назад, в военное время судебная машина работает, как хорошо отлаженный конвейер. Или он уже не враг? А кто?
Валерий в недоумении смотрел на черный мундир гестаповца.
— Здрафстфуйте, — по-русски сказал Альберт, чтобы окончательно деморализовать противника. — Не ждали?
— Не ждал… — Валера все не мог собраться с мыслями. — Вы кто?
— Постарайтесь сосредоточиться, у нас мало фремени. Меня зофут Альберт Фернер, я сын челофека, которого фы знали как Генриха Эйдорфа. Фы давали мне письмо отца. Я изменился, а фы — не слишком, я фас узнал. Я подготофил фаш арест с поличным, но я же до сих пор был гарантом фашей жизни. Обстоятельтфа изменились, мне приходится гофорить открыто. Я помогу вам и фашим партизанам в любом деле, а фзамен прошу планы этого здания. Небольшая цена?