Подобная недооценка была сопоставима с переоценкой Южного Вьетнама, потому что именно он получал выгоды от предоставления американской помощи, и потому что вашингтонское словоблудие ставило знак равенства между любой некоммунистической группировкой и «свободными» нациями. Так создавалась иллюзия, что люди, входящие в эту группировку, готовы сражаться за «свободу» с решимостью и энергией, которые должна вселять в них перспектива стать свободными. Это непреложный фактор нашей политики. Негармонирующие с ним свидетельства приходилось отвергать, поскольку в противном случае стало бы ясно, что вся политика построена на песке. Когда подобные расхождения меняли сложившееся отношение к противнику или сателлиту, старое, предвзятое отношение по закону глупости только усиливалось.
Одним из последних проявлений недомыслия было отсутствие размышлений о природе того, что мы делаем, об эффективности в отношении достижения поставленной цели, о соотношении возможного выигрыша с потерями и ущербом как для нашего союзника, так и для самих Соединенных Штатов. Отсутствие здравомыслия у руководства является еще одним повсеместным явлением, и в этой связи встает вопрос, нет ли в политической и бюрократической структуре современных государств такого механизма, который подавляет работу мысли, заменяя ее «манипулированием рычагами» не придавая значения рациональным ожиданиям. Похоже, эта перспектива в настоящий момент становится явью.
Самая долгая война в истории США подошла к концу. Из двухсотлетнего далека до нас едва доносятся слова графа Чатема, кратко сформулировавшего, как нация изменяет самой себе: «С помощью искусного жульничества, благодаря собственной доверчивости, посредством ложных надежд, ложной гордости и обещанных выгод самой романтической и невероятной природы». Современная трактовка этого явления была высказана конгрессменом из Мичигана Дональдом Риглом. В разговоре с одной супружеской парой из своего избирательного округа, которая потеряла во Вьетнаме сына, он вдруг со всей ясностью понял, что не может найти слов в оправдание гибели этого парня. «Я никак не мог им сказать, что случившееся проделано в их интересах — или в интересах нации или в чьих-то еще интересах».