Карта Римской Британии.
Для императорского Рима Британия всегда была «подбрюшьем империи». Цезарь приплыл в Британию, чтобы покарать тех кельтов, которые помогали континентальным галлам в их борьбе против римлян. Клавдий организовал экспедицию, дабы заручиться у вечности славой; покорение одиннадцати кельтских племен острова и вправду принесло ему заслуженный триумф в Вечном городе. Веспасиан, пришедший в Британию с экспедицией Клавдия, прежде чем стать императором, командовал одним из британских легионов. Последним, кто не только успешно отражал все набеги кельтов, но и сумел раздвинуть границы римских владений на острове, был император (в ту пору легат) Агрикола: он покорил племена ордовиков и силуров, проживавших на территории современного Уэльса, а затем вторгся на северную часть острова и присоединил к империи земли вплоть до Клоты (Фертоф-Форт) и Бодотрии (Клайд; в 143 г. между этими поселениями был возведен так называемый Антонинов вал, длиной тридцать семь римских миль); эти земли получили название Каледонии (нынешняя южная Шотландия). В 84 г. Агрикола одержал решительную победу над правителем Каледонии Калгаком, — победу, после которой римляне, по словам Тацита, «перешли рубежи, за которые не ступали действовавшие до того войска… и стали удерживать оконечность Британии».
Впрочем, владычество Рима на севере Британии оказалось не слишком продолжительным. В 184 г., при императоре Септимии Севере, который разделил страну на две провинции — Британию Верхнюю (Западную) и Нижнюю (Восточную), римляне вынуждены были под натиском скоттов и пиктов оставить Антонинов вал и отступить к валу Адриана. А к концу четвертого столетия нашей эры опустели последние римские поселения на севере острова.
Южнее, однако, римское владычество казалось непоколебимым. Тот же Агрикола, по свидетельству Тацита, приложил немало усилий, чтобы «цивилизовать» население острова: «Рассчитывая при помощи развлечений приучить к спокойному и мирному существованию людей, живущих уединенно и в дикости и по этой причине с готовностью берущихся за оружие, он частным образом и вместе с тем оказывая поддержку из государственных средств, превознося похвалами усердных и порицая мешкотных, настойчиво побуждал британцев к сооружению храмов, форумов и домов, и соревнование в стремлении отличиться заменило собой принуждение. Больше того, юношей из знатных семейств он стал обучать свободным наукам, причем природную одаренность британцев ценил больше рвения галлов, и те, кому латинский язык совсем недавно внушал откровенную неприязнь, горячо взялись за изучение латинского красноречия. За этим последовало и желание одеться по-нашему, и многие облеклись в тогу». Любопытно, что этот панегирик своему тестю Агриколе римский историк завершает мрачной по духу сентенцией: «Так мало-помалу наши пороки соблазнили британцев, и они пристрастились к портикам, термам и изысканным пиршествам. И то, что было ступенью к дальнейшему порабощению, именовалось ими, неискушенными и простодушными, образованностью и просвещенностью».