«Вы что тут делаете?» — спросил Иван Генслер сидевшего в кресле.
«Я судья».
«Вот вас нам и надо. Сдавайте дела!»
«А вы кто такие?»
Извлекли из карманов мандаты.
Судья долго протирал пенсне, держал его пальцами за золотую дужку, потом долго читал бумаги.
«Для меня обязательны распоряжения господина министра юстиции и других законных органов. Ваш исполком к числу инстанций, ведающих мировыми судьями, не принадлежит. Посему выполнять его распоряжения возможности не имею».
«А мы не имеем возможности с вами торговаться».
Вася посмотрел на тяжелый шкаф, стоявший в углу:
«Заперт?»
«Как положено».
«Значит, будем ломать».
Инструмента у них с собой не было, но с оружием они не расставались. Кто-то скинул с плеча винтовку. Можно было взломать шкаф и прикладом.
Лицо у мирового стало как студень:
«Я вынужден подчиниться насилию. Соблаговолите выдать расписку».
Он пересел к столу и, брызгая чернилами, написал несколько строчек: «Мы, нижеподписавшиеся… — прочитал Вася, — под угрозой применения огнестрельного оружия… сего числа изъяли дела…»
Бумага была составлена обстоятельно.
«Ладно, под угрозой — так под угрозой…»
Он весело поставил свою подпись, за ним расписались другие.
Мировой поднялся и понес свое тучное тело к дверям.
На полках раскрытого шкафа лежали сотни папок.
«Какие тут дела старые, какие разбирать?»
Трое судейских по-прежнему стояли молча у печки. Потом один из них повернулся к рабочим:
«Я делопроизводитель. Служил тут раньше, могу у вас служить».
«Что ж, оставайся, берись за работу. — Вася уже листал дела. — Давайте, товарищи, писать повестки. На завтрашний день».
Так начал действовать народно-революционный суд.
Вася рассказывал об этом товарищам в ПК Союза молодежи, и они, забыв обо всем, слушали, пока он сам не спохватился:
— Заседание-то продолжать надо…
Опять говорили о Рождественском районе, а ребята всё подсаживались к Васе, расспрашивали его или посылали через всю комнату записки: «Нужны ли еще судьи?». Вася кивал головой — судьи очень нужны.
После заседания отправились вместе в комиссариат юстиции предлагать свои услуги. Комиссар принял приветливо:
— Всех хороших ребят с радостью возьмем.
Потом запнулся, вглядываясь в пришедших:
— Конечно, при условии, что им исполнилось восемнадцать лет…
Вот это-то условие почти всем и не подходило.
— Придется на другой фронт идти, — вздохнула Искорка. Она тоже хотела стать судьей.
И сразу же улыбнулась. В самом деле, любая работа становилась в те дни фронтом, и фронтов с лихвой хватало на всех.
* * *
Зимой Васю избрали председателем Петроградского комитета Социалистического Союза молодежи. Пришлось на время отодвинуть другие дела. Положение в Союзе сложилось трудное. Рабочая молодежь массами уходила из Питера. Закинув за плечи винтовку, перекрестив грудь пулеметными лентами, юные красногвардейцы отправлялись на юг — бить Каледина. Другие уезжали вслед за родителями в деревню. Заводы в Питере свертывали работу, — не было топлива, не было сырья. Некоторые ребята заколебались. Им казалось, что в такой обстановке Союз с пользой работать не сможет. Эдуард Леске, один из тех, с кем Вася создавал питерскую организацию рабочей молодежи, стал теперь говорить, что ее следует свернуть и устроить новую — тесную, небольшую, в которую принимать только самых проверенных и активных.