— Вылезайте, — сказал усач, — прибыли.
Когда Васю втолкнули в камеру, там было тесно от множества людей. Арестованные обернулись на стук засовов, и чей-то знакомый голос сразу окликнул его:
— Вася, сынок, и ты тут!
Дмитрий Романов — большой, худой и встрепанный — подошел к нему:
— Устраивайся с нами, знакомых тут много.
И уже шепотом добавил:
— Почти весь райком взяли, да еще сколько народа! У тебя нашли что-нибудь?
Вася отрицательно мотнул головой:
— Только «Капитал» указали в протоколе.
— Ну и держись так: не знаю, мол, и не ведаю ничего.
В камере было душно, арестованных набралось раза в два больше нормы, на нарах не хватало места.
Постепенно Вася привыкал к тюремному быту. Трижды в день приносили баланду или кипяток. Кого-то водили на допросы, кого-то вызывали «с вещами», и это значило, что в камеру он больше не вернется. Куда только попадет?
В тюрьму ©сё доставляли арестантов. От них товарищи узнавали о новостях. Аресты не испугали путиловцев, и грозный приказ военных властей тоже. Едва пустили завод, как он снова забастовал. Одним из требований было освободить арестованных. Пришедшие с воли в конце февраля рассказывали, что настроение рабочих боевое. На Путиловском не прекращаются забастовки и волнения, из мастерских вывозят на тачках ненавистных мастеров. Как в пятом году!
Васю на допросы водили редко. Серьезных материалов против него полиции не удалось раздобыть. Но и не отпускали. А неизвестность томила — тем сильнее, чем более бурными становились события на воле.
Как-то утром в камеру явился надзиратель в сопровождении нескольких городовых и стал читать список арестованных, которым надлежало собираться «с вещами». Вася, услышав свою фамилию, вздохнул с облегчением. Куда собираться, он не знал, но всё равно — предстояла перемена.
Вызванных оказалась изрядная группа, и в ней — многие путиловские большевики. Дмитрия Романова в их числе не было. Вася с грустью простился со своим наставником и другом. Когда они увидятся вновь? Может быть, скоро встретятся где-нибудь в далеком таежном селе два поселенца, а может быть, недобрая судьба в лице жандармского начальства разлучит их на долгие годы, если не навсегда.
Городовые вывели арестованных во двор и передали военному конвою.
— Становись! — раздалась команда. — На первый-второй рассчитайсь!
— Не иначе, в солдаты нас сдают, — тихонько сказал Васе сосед.
— Похоже…
— Отставить разговоры! — взревел унтер-офицер. — Смирна-а!
Уже на улице путиловцы узнали от конвойных, что ведут их в проходные казармы.
Казарма, куда их пригнали, могла вместить несчетное множество солдат, но помещение, отведенное вновь прибывшим, было изолированным — длинное и полутемное, заставленное двухэтажными дощатыми нарами, на которых сидели и лежали люди в штатской одежде. Окна выходили во двор и были забраны толстыми железными решетками.