– Важно, чтобы рюмки чокались и разговор был интересным.
Я расплатился с официантом, который не требовал с меня рубли, и мы покинули клуб.
На улице уже светало. Я подошел к своей машине и открыл даме дверцу.
– Боже, так вы из новых русских?
– Вы правы. Я совсем новый. Мне два месяца от роду. Только не считайте меня сумасшедшим.
– Я не любопытна, много вопросов не задаю.
Она села в машину, и мы приехали к ней домой. Апартаментами эту квартиру не назовешь. Судя по нашим фильмам, в таких живут семьи среднего достатка, но, если честно, мне все равно, где она живет.
Хозяйка проводила меня на крохотную кухоньку, накрыла на стол так, как обещала, поставила варить картошку и, извинившись, отлучилась.
Появилась она минут через десять, и я едва не вскрикнул. Белла преобразилась. Куда делась вся вульгарщина? И вовсе она не была рыжей, сняв парик, она превратилась в русоволосую. Косметика исчезла с лица, и оно стало простым и благородным с потрясающими карими глазами. Я не ошибся в своей оценке, увидев ее впервые. Красавицей ее не назовешь, но в ней чувствовалась такая притягательная сила, что у меня комок подступил к горлу.
Она достала из морозилки запотевшую бутылку водки и, поставив ее на стол, села напротив.
– Вы потрясающая женщина, Белла!
– Галантно. Но я не люблю таких слов. Не привыкла. Ничего потрясающего во мне нет. Но отвечу вам соответствующим образом. У вас красивые глаза. Я такие же видела только один раз в жизни. Синие, как небо, и невинные, как у ребенка.
Они могут увести куда угодно, и можно потерять голову. Только печали в них больше, чем радости. Какая-то боль проглядывает. Совсем несоответствующая вашему внешнему благополучию.
Я верил всему, что она говорит. Мне захотелось раскрыться перед ней. Не знаю почему, то ли одиночество меня доконало, то ли хотелось выплеснуть переполненную чашу. Но вряд ли ей будет интересен мой рассказ. Люди живут особняком, чураясь друг друга, огораживаясь заборами – каменными, железными, деревянными. Кому нужна та грязь, что я ношу в себе? Взять и выплеснуть ее на хорошего человека.
– Ну рассказывай, – тихо сказала она. Точно. Белла читала мои мысли.
– Все несчастье в том, что я не знаю, кто я такой!
Я говорил, и говорил, и говорил, не замолкая, а она слушала внимательно и изредка ее красивые дугообразные брови подрагивали. Мне временами казалось, что она в каких-то местах хочет поправить меня, как учительница ученика, споткнувшегося на важном факте. Но она не проронила ни слова.
Водку она так и не стала пить. Мы ушли в комнату и легли в постель. Об этом и речи не было, я не знаю, как все получилось. Само собой.