Больше чем любовь (Робинс) - страница 20

Оглядываясь назад в прошлое и вспоминая сентиментальную атмосферу дома, в котором я росла, с ее литературой, пусть даже и не слишком хорошей, музыкой, я содрогалась от ужаса. Значит, моя мать постоянно жила в грехе. Ведь она пела песни про любовь и так высоко ценила романтические отношения и чувства. Боже, она перепугала бы монашенок насмерть, если б затянула свою любимую «Мне без тебя не нужен розы цвет». Мы должны любить только Бога, Божью Мать и всех святых.

За эти два года в моем сознании произошел полный переворот всех понятий о любви, добре и зле, моя истинная человеческая суть спряталась так глубоко в раковине, что я даже боялась поговорить с кем-либо о своих настоящих чувствах. Разумеется, я не стала одной из тех набожных и искренне верящих в Бога и церковные догмы девушек, которые распластывались на полу перед распятием и теряли сознание от накатывавшего на них религиозного восторга. Я стояла как бы немного поодаль, жила в своем собственном мире, холодном, чужом для всех, отличном и от монастырской, и от светской реальности.

Еще в этот период моей жизни сформировалось такое понятие, как безликая толпа. Между нами не делалось никаких различий, за исключением лишь того, что нас разделили на две группы по возрасту. Одна — девочки с семи до двенадцати, другая — те, что старше.

Я являлась одной из немногих, кто принадлежал к так называемому «высшему свету». Мое падение, которому поспособствовал отец со своей страстью к азартным играм и умению проиграть даже то, что еще не успел заработать, было особенно болезненным. Но большинство девочек принадлежало к самым бедным слоям населения. Они стали сиротами в результате войны.

Когда я появилась в монастыре, то была удостоена чести поговорить с матерью настоятельницей. Она пыталась выяснить уровень моих знаний, чтобы постараться дать мне адекватное образование.

В моей памяти настоятельница осталась весьма умной женщиной, трудолюбивой и справедливой. Она никогда не требовала от воспитанниц и монашек тех жертв, которые не могла принести сама, и строго придерживалась установленных правил. Никаких привилегий, отдыха или комфортных условий для себя лично. За это я ее уважала. Но ей не хватало человечности и понимания того, что девочки вскоре должны стать женщинами и занять свое место рядом с мужчинами. Стоя на пороге самостоятельной жизни, мы получали последнее напутствие — никогда не иметь дело с мужчинами, и даже более того — нам советовали побыстрее вернуться обратно в монастырь и принять монашеский сан.

Мать настоятельница сразу же решила обучить меня машинописи и стенографии, а также библиотекарскому делу. Ведь я была воспитана как леди и обладала хорошими манерами, умела аккуратно и красиво писать, разбиралась в математике.