Марсель сидела там, где оставил ее Джимми. Казалось, даже птицы замолчали. Тишина действовала угнетающе. Марсель вошла в дом, прошла по тихим комнатам, сознавая, какими стерильными, совершенно необитаемыми они выглядят.
Сцена с Джимми как бы пробила ее броню. Марсель хотелось увидеть детей, поговорить с Майклом, прижать их всех к себе и чувствовать, что они по-прежнему принадлежат ей. Как только Марсель сформулировала про себя это желание, оно стало еще сильней. Дом был лишь раковиной, из которой вынули устрицу, но сама Марсель не была и не хотела становиться пустой оболочкой. Марсель почти бегом кинулась к телефону. Оставалось еще три дня каникул. Если выехать прямо сейчас, Марсель приедет в Корнуолл до того, как дети лягут спать.
Майкл поднял трубку на другом конце провода.
— У тебя как-то странно изменился голос, — сказал он.
— Майкл, я хочу приехать к вам. Я не знаю, почему сижу здесь одна, без вас. Можно мне приехать?
— Да, — сказал Майкл после секундной паузы. — Да, приезжай. Мы ждем.
Стелла смотрела в окно, как Джимми ставит машину во дворе. Ремень безопасности попал в дверь, и она никак не захлопывалась, но Джимми не стал поправлять. Стелла почувствовала, как у нее похолодело все внутри.
Хлопнула входная дверь, Джимми вошел в дом. Стелла стояла у окна, ожидая, пока муж войдет в комнату. Джимми прошел мимо и уселся на потертый диван. Плечи его были опущены, руки безвольно висели между колен. Он поднял глаза на жену. От него как бы исходили волны агрессии, в зрачках глаз горели красные точки. Стелла знала, что сейчас произойдет.
— Почему у тебя такой вид? — спросил Джимми.
— Какой?
— Сама знаешь. Как у святой.
— Это тебе так кажется. Сколько же надо было выпить…
Джимми одной рукой сжал запястье другой. Лицо его перекосилось.
— Совсем недостаточно, мать твою. О Боже, прекрати на меня пялиться, ладно?
Стелла не двигалась. Джимми встал и направился к ней.
— Не смей больше трогать меня, — предупредила Стелла. Тут она заметила кровь на его руке. — Что ты натворил? Не прикасайся ко мне…
В голове Стеллы проносились картины одна ужаснее другой. Джимми не так уж часто бил ее, но сейчас каждый такой случай отчетливо вставал у нее перед глазами, уступая место следующему, как слайды в проекторе. До сих пор она старалась не вспоминать об этом. Хотя сцены были унизительными, сейчас они больше не казались Стелле позорными пятнами в ее воспоминаниях. Напротив, каждая была освещена яркой вспышкой гнева. Стеллу слепили эти вспышки и сосало под ложечкой от предвкушения нового акта насилия.