К концу третьего дня мы подходили к своему лагерю на устье Таски. В мутных вечерних сумерках все дальше и дальше отступали от нас горы Крыжина, и скоро их зубчатые контуры слились с небом. Надвигалась ночь. Будто по мановению волшебной палочки, оборвалась дневная суета пернатых. Казалось, все живое мгновенно погрузилось в крепкий сон, и только одни мы, ломая ногами сучья, нарушали безмолвный покой ночи, да где-то впереди шумел Кизир. Этот шум придавал нам силы, он манил к себе, обещая отдых, а главное — пищу, которой мы не имели уже два дня.
Проходим двести-триста метров. Откликаемся Павлу Назаровичу, затерявшемуся где-то в завалах, и, наконец, выходим на устье Таски, к своему лагерю. Ни костра, ни людей.
«Неужели спят?» — думал я, внимательно всматриваясь в темноту. Палаток не оказалось.
Вспыхнула спичка, на миг отбросив темноту. Ужас охватил нас: на стоянке никого не было, вьюки, свертки лежали разбросанными и затоптанными, земля вокруг была взбита ямами.
Павел Назарович принес дров, и пламя костра осветило безрадостную картину разоренного лагеря. Создавалось впечатление, будто грабители искали что-то среди груза, в поспешности разбросав его по площадке. Мы стали собирать вещи — все они оказались целыми, и только один мешок, с соленым медвежьим салом, был разорван и лежал пустым. Грязные куски жира валялись на поляне, они-то и служили доказательством того, что в разгроме лагеря не были повинны ни медведь, ни росомаха, — звери съели бы сало. Так мы и остались в неведении до утра.
Наши товарищи ушли на прорубку тропы, вверх по Кизиру, оставив постели, вещи и часть груза на сделанном лабазе, который и подвергся нападению.
Все ярче разгорался костер. Мы с Павлом Назаровичем собирали вещи, а Днепровский возился с приготовлением ужина. Он разостлал брезент, насыпал в кружку сухарей, достал масло, банку консервов и что-то готовил на сковороде. Запах жареного масла, распространившийся по лагерю, будоражил и без того возросший аппетит. Не было сил отвести глаз от сковороды.
После ужина мы не стали задерживаться у костра. Четырехдневный переход от гольца Чебулака, беспокойные ночи у огня, недоедание обессилили нас. Добравшись до своих постелей, мы тотчас уснули.
Утром нас разбудило ржанье и драка лошадей. Я выглянул из спального мешка и увидел возле себя весь табун. Ближе всех ко мне стоял Мухортик. Он держал в зубах кусок медвежьего сала и, мотая головой, тер его о землю. То же самое делали Рыжка и Соловей, а остальные, скучившись у ям, лизали землю.