Она покинула Центр управления и вернулась в Лабораторию. Мысли текли неспешно, лениво, и даже знакомое имя не ускорило их ход. «Ты — моя привычка! — сказал ей как-то Артем. — Когда я долго не вижу тебя, возникает ощущение, что мне не хватает воздуха. Вот такая эмоциональная асфиксия…». Странно, что она только сейчас вспомнила об этом. Мешало зеленое одеяло из кошмаров, та пелена, что скрывала — то ли милосердно, то ли наоборот — десяток лет ее жизни. С Артемом и без него. Конечно, какие-то воспоминания выплывали, словно сонные рыбы на поверхность сознания, но только после ее появления в Лазарете, прогресс пошел быстрее. Рушилась Великая Стена молчания, которую она возвела внутри и вокруг себя, сцементировав горем, прокрасив отчаянием и укутав зеленой шерстью тоски.
Татьяна автоматически составляла препараты в холодильник, сверяясь с данными классификатора, которые Э вывел прямо на рабочий стол. А воспоминания тянули прочь отсюда — под холодное, крупой сыпящее небо Земли, к обледеневшим, вздернутым ветвям и пустынным дорожкам. Туда, где улицы еще помнили их шаги, а зеркала — улыбки. Где в желтых кругах под фонарями они целовались самозабвенно, в маленьких забегаловках грели застывшие ладони под свитерами друг у друга, зубрили латынь на спинках скамеек в заброшенном парке. Словно яркие монпансье из запретной коробки они сыпались и сыпались — памятные минутки и дни, часы и ночи.
— Э, сколько времени по метрике Земли прошло с тех пор, как я появилась в Лазарете?
«Восемнадцать месяцев», — пришел безмолвный ответ.
Полтора года? Полтора!..
Татьяна закрыла холодильник, даже не обратив внимания на зеленую индикацию классификатора — какой-то из препаратов не соответствовал образцу-матрице, заложенному в память Э. И поспешила в свой сектор. Где-то было это… Горький глоток прошлого. Горький до слез. Как же она могла забыть? Красная монастырская стена. Нищие у ворот. Буйство красок. Ярких восковых цветов…
Торопясь, она вытащила из самой глубины личного хранилища, похожего на раздвижной ларь, старую сумку и, покопавшись в ее нутре, извлекла на свет коричневую склянку с аптечной наклейкой. Поболтала на свету, решительно сунула в карман комбинезона и отправилась в покои Лу-Тана, ставшие вторым пристанищем телу и первым — душе. Здесь, устроившись в любимом шезлонге, Татьяна Викторовна вскрыла склянку, одним махом проглотила содержимое и, едва не заплакав от горечи, поторопилась закусить крочерсами. Привкус «рыбы» отбил мерзкий вкус спирта. Полтора года! Сейчас на Земле дует промозглый ветер, блестят покрытые тонким льдом дороги. И падают белые хлопья… Осыпаются цветы зимы, погребая людские мечты и надежды.