Пожилая хлопотливая дама, круглая, как свежая булочка, все всплескивала руками и вертелась вокруг графа Витолда, как наседка вокруг единственного цыпленка.
— Ну разве ж так можно, сударь мой! — восклицала она. — Ведь только-только с постели встали! Ведь еще нетвердо на ногах стоите! И нате вам! Куда поехали?
— Я нашел ее, нянюшка! — воскликнул мужчина, указав на все еще сидевшую на коне меня. — Госпожа Дайна Брыльская. Она будет меня охранять! Помогите ей кто-нибудь!
Обо мне тут же вспомнили, со всех сторон потянулись руки. Пожилая женщина (вряд ли мать князя Витолда, уж больно проста) только покачала головой, когда я неловко сползла с седла.
— Это что же такое? — От ее цепкого взгляда не укрылось, что нога у меня отсутствует. — Это как же так?
— А вот так. — Князь сдвинул брови и стал похож на обиженного подростка. Интересно, сколько ему на самом деле лет? На вид чуть за двадцать, ведет себя как шестнадцатилетний. — Дайна Брыльская — мой телохранитель! Я желаю, чтобы ее проводили в дом, устроили как следует и выделили покои поближе к моим! Дайна, это — госпожа Мариша, моя няня и домоправительница.
Комнаты, куда меня поместили, оказались просторными, но обставлены были довольно скупо. В передней только пара кушеток, кресло у камина и совершенно пустой стенной шкаф. В спальне — туалетный столик, на котором тоже ничего не стояло, кровать, лавка и небольшой стульчик. Уже потом слуги внесли и поставили сундук, куда мне предложили сложить немудреные пожитки, и еще два маленьких столика — по одному в каждую комнату. И все.
Вот это я сейчас говорю — скупо обставлены. А тогда все казалось мне верхом роскоши. Дома мы жили примерно так же, даже немного скромнее, а за время войны и послевоенной жизни в доме целительницы я и вовсе отвыкла от больших комнат, широких кроватей под узорным пологом, кресел у камина, косметики и прочих женских штучек. У меня — стыдно признаться — даже нормального женского белья не было. И, чтобы не позориться перед слугами, пришлось долго ждать, пока они все уберутся из комнаты, зачем смущать их видом своего старого гардероба? Только то бархатное платье, из-за которого пришлось влезть в долги, и было новым — все прочие вещи, чиненые-перечиненые, передали из монастыря. Монашки часто собирали пожертвования в пользу тех, кто пострадал от войны. И Яница прихватила кое-какую одежду для меня.
А слуги как назло не торопились по своим делам. Каждую минуту кто-то да заглядывал в дверь — то комнатой ошиблись, то искали госпожу Маришу, дескать, ее на кухне очень хотят видеть, то просто спрашивали, не угодно ли чего госпоже? И все так и ощупывали взглядами мои лицо, фигуру и то, что ниже. Тут уж ничего не скроешь — одна штанина подвязана узлом как раз на уровне колена. И вместо сапога — деревяшка. Самая обычная. Можно было бы ходить и в юбке, чтобы хоть частично скрыть увечье, но платьев-то особых у меня не имелось. Бархатное не в счет, а от остальных я отвыкла, и они валялись в мешке, как тряпки. Да и прятаться — значит, признавать себя слабой.