Из хорошего было только то, что «Макдональдс» располагался в большом торговом молле на Киевской — том самом, который бросился ей в глаза в ночь приезда, с синими гирляндами на деревьях у входа. Там же был большой продуктовый супермаркет, и можно было закупиться еще на неделю. Или две.
Сколько еще придется торчать в родной провинции, Ника не знала, и это бесило сильнее всего.
Но уезжать, не разобравшись в происходящем, и не поговорив с дедом, она не собиралась. Ожидая Наташу в «Маке», Ника взяла себе молочный коктейль и попыталась вызвонить Радомского. Тщетно, телефон олигарх выключил. Тогда она набрала Вязгина. Тот долго не брал трубку, потом буркнул «я занят» и сразу разорвал связь.
Это разозлило Нику до такой степени, что, когда Наташа все-таки появилась, беседа их больше напоминала допрос с пристрастием где-нибудь в застенках то ли гестапо, то ли ЧК. Ника спрашивала, Наташа отвечала. Конечно, все было не так просто: Наташа терялась, сбивалась, несла чушь, меняла тему и пыталась задавать встречные вопросы. Но Ника была уже в том состоянии холодной, кристально-чистой ярости, при котором любое сопротивление собеседника значения не имеет.
Через полчаса Ника выкачала из журналистки все, что та знала. Полученной информации, если отбросить шелуху, повторы, слухи, сплетни и домыслы, было на удивление мало. Наташа начала расследование с глифа на телецентре. Обратилась к Анжеле за консультацией. Тут же была (сама не понимая, как и почему) завербована мадам Анжелой и обязалась отчитываться перед ней о всех собранных данных. В процессе расследования — каковое, в понимании Наташи, сводилось к фотографированию глифов и анализу архивов телецентра в поисках прецедентов — была отловлена Вязгиным и тут же согласилась работать и на него тоже…
И эта бесхребетная медуза, готовая служить всем и сразу, еще и попыталась подлизываться к Нике, выясняя, не может ли Ника — с ее-то связями! — устроить Наташу на какой-нибудь столичный телеканал, можно даже кабельный. Вид при этом у журналистки был — как у побитой собачонки.
— Вчера, — сказала Ника, — у Анжелы. Помнишь, там была девочка… вся в черном, с длинной челкой. Она еще забыла вот это, — Ника выложила на стол браслет с рунами. — Ты ее знаешь?
На «ты» Ника перешла в самом начале, и Наташа приняла это как должное, продолжая «выкать» в ответ.
— Какая еще девочка? — округлила и без того круглые, как пуговки, глаза Наташа. — Не помню я никакой девочки…
Удивление ее было достаточно искренним, чтобы Ника в него поверила. Не помнит, значит, не помнит…