Увидев Дафну, Энтони остановился. Странно было уже то, что сестра сидела посреди холла, но еще более непонятным было видеть ее плачущей. Дафна никогда не плакала.
– Дафф, – нерешительно начал Энтони, слишком юный, чтобы знать, как поступить с плачущей женщиной, и гадая, сможет ли когда-нибудь научиться, – что…
Но прежде чем он успел договорить, Дафна подняла голову, и скорбное недоумение, застывшее в ее огромных карих глазах, ударило его в самое сердце словно ножом. Он замер, осознав, что в доме что-то неладно. Очень неладно.
– Он умер, – прошептала девочка. – Папа умер.
Сначала Энтони показалось, что он ослышался. Отец не может умереть! Другие люди умирают молодыми, как дядя Хьюго, но дядя Хьюго был невелик ростом и очень слаб. Ну… по крайней мере ниже ростом и более хилым, чем Эдмунд.
– Ты ошибаешься, – промямлил Энтони. – Ты, конечно, ошибаешься.
Дафна покачала головой:
– Мне Элоиза сказала. Он… он…
Энтони понимал, что в таком состоянии не стоит трясти сестру за плечи, но ничего не мог с собой поделать.
– Что с ним случилось, Дафф?
– Пчела, – прошептала она. – Его ужалила пчела.
Энтони ошеломленно уставился на сестру.
– Люди не умирают от укуса пчелы, – пробормотал он наконец хриплым, неузнаваемым голосом. – Его и раньше жалили пчелы, – добавил Энтони чуть громче. – Нас обоих. Тогда я был с ним. Мы набрели на гнездо. Меня ужалили в плечо…
Он невольно коснулся того места, которое так болело несколько лет назад.
Дафна молча непонимающе смотрела на брата.
– Тогда все обошлось, – настаивал Энтони, отчетливо слыша панические нотки в собственном голосе. Наверное, он пугает сестру, но бессилен совладать с собой. – Люди не умирают от укуса пчелы! – повторил он.
Дафна покачала головой. Взгляд ее карих глаз, казалось, принадлежал столетней старухе:
– Элоиза сама видела. Только минуту назад он стоял и улыбался. А в следующий момент уже… уже…
– Что, Дафна? Что случилось в следующий момент?!
– Умер, – ошеломленно пробормотала она. Энтони так же ошеломленно уставился на сестру.
Он так и оставил ее в прихожей и, перепрыгивая через две ступеньки, ринулся наверх, в спальню родителей. Отец, конечно, жив! Никто не умирает от укуса пчелы! Это невозможно! Совершенное безумие! Эдмунд Бриджертон молод, крепок, силен, и какая-то жалкая пчела не могла свалить его с ног.
Однако, добравшись до верхней площадки, он по мрачным лицам молчаливых слуг сразу понял, что дело плохо.
И лица, лица, выражающие сочувствие, участие, сожаление… всю оставшуюся жизнь эти лица будут его преследовать.
Он хотел было протиснуться сквозь толпу к родительской спальне, но слуги расступались перед ним, как Красное море перед евреями, и, открыв дверь, Энтони все понял.