— Зачем ты это сделала?
— А как я должна была поступить? Дать тебе умереть? Ведь эта девка убивала тебя тупым орудием.
— Я и так умер, — бормочу.
Она отмахнулась:
— Для кого? Для нее! Теперь ты будешь жить для себя. Значит, и для меня место найдется.
Бернард орал, Кэт орала, сиделка их выгнала, и я снова уснул.
Вечером попросил позвать Бернарда. Он пришел, молчал.
— Где она? — спрашиваю. — Завтра утром приведи ее ко мне, брат, хочу устроить испытание.
— А чего там испытывать? — говорит Бернард. — Она ради тебя все бросила.
Мне стало дурно.
— Все, это уж слишком, мне всего не переварить. — Повернулся к стенке и уснул.
Ночью я проснулся. Чувствовал я себя паршиво и злился. Так хорошо я спал, почти нигде у меня не болело, а теперь что — начинать все сначала? Из черного делать белое? Умереть для Кэт, воскреснуть для Каси? Для мира, который меня выплюнул по другую сторону океана? Снова пережевывать драконий язык? А почему, собственно говоря, Кэт ради моего спасения не имела право на свинство? Кася записывала все свои грешки на мой счет, хотела «красивой и чистой жизни», Кэт никогда не говорила о «красивой и чистой жизни», у нее ее не было, у меня тоже, на черта мне нужно «все»? Я думал, что буду «не как все», а оказался обыкновенным, сделал Касе ребенка, а она от него избавилась, потому что две старые дуры превратили нас в Тристана и Изольду, а моя мать согласилась быть Бранжьеной.
Нет, нет, не желаю больше лгать «королю Марку»! Не желаю «воспитывать в себе характер». Кася никогда не станет ученым, а я не буду возрождать города из пепла. «Все» умерло.
Закричал петух. Должно быть, он был старый и толстый, с золотистым хвостом и к тому же астматик. Он кричал, а у меня сердце билось о ребра. Швы на животе зудели, по спине бегали мурашки, ноги были как лед. Ложе болезней моих находилось в деревне, в больнице для Богатых. Петух разбудил животных, заржала лошадь, залаяла собака, и я вдруг повеселел. Еще день, другой, я вернусь в постель к Кэт и позову Амиго — пусть греет мне ноги. Кэт не брезглива, любит животных, она не мечтает о «чистой и красивой жизни». Рассвело. Я улыбнулся. Зачем мне люди, если есть животные? Для них каждый день — красивый и чистый.
На десятый день Бернард сказал наконец, что завтра я смогу увидеть Михала: было утро, Бернард за мной приехал. Мы мчались по автостраде между заливом и газонами, а мимо нас проносились уходящие ввысь муравейники небоскребов, коттеджи, парки за изгородью, желтые, розовые и белые домики, утопавшие в цветах, фабричные трубы, яхты, трепетавшие на ветру гирлянды разноцветного белья, чайки, школьные автобусы — и ни одного прохожего, все люди, должно быть, в автомобилях или на работе. Больница, как дворец, окружена парком, мы отметились в какой-то стеклянной клетке, покупать цветы в киоске не хотелось, глупо покупать цветы по такому поводу, долго шла по коридору, девушка в халате открыла двери, и я вошла…