Тут Кэтлин очнулась, вскинула ресницы:
— Вот-вот!.. «На что мне ваши деньги?..» — повторила она. Когда я вошла в спальню, ты как раз произнес эти слова и поддал деньги ногой… Я вошла потому, что не могла больше вынести этого скандала.
Голос у нее со сна был чуть хриплый и обиженный.
— Подружка! — зевнула она. — Брэдли показал свою подлинную суть: он глуп. Сначала хотел, чтобы мы были с ним, потом— выгнал. Я все боялась сделать ему больно, Михал боялся его обидеть… Теперь я ничего уже не боюсь; Брэдли нравилось на нас смотреть, он думал, что может распоряжаться нашей любовью, как захочет. Но для любви нужны два человека, не один и не трое. Правда, дорогой? — обратилась она к Михалу и, не дожидаясь ответа, продолжала: — И вообще, Подружка, мужчины не знают, чего хотят. Михал сам отдал меня Брэдли. А ведь еще тогда, когда он приходил к нам в больницу, мы знали, что любим друг друга.
— Что я мог знать? — возмутился Михал. — Ты день и ночь твердила про Брэдли. Хотела заниматься наукой. Хотела убежать из дому, хотела, чтобы у тебя было много денег…
Она развела руками.
— А как я могла подумать, что ты способен поверить во все эти глупости? Ты хотел спасти человека… Но ведь я женщина. И с самого начала мне нужен был только ты.
Михал смешно закатил глаза, и они посмотрели друг на друга голодными глазами, словно со времени последнего объятия прошел год. В их истории не было ни логики, ни смысла, потому что они «не ведали, что творят». Брэдли тоже не ведал, как должен поступать старый человек, влюбленный в молодость.
Кажется, после эпизода с банкнотами разъяренный Михал схватил Кэтлин за руку, и оба они в чем были, он полуголый, она в чем-то ажурном, заметались по дому, пытаясь вырваться оттуда. Должно быть, оба выкрикивали какие-то проклятья, наскакивали на профессора. Профессор — по их словам — покинул комнату.
А тем временем «уволенный» Эрнест позвонил соседу, который тут же примчался. Вдвоем они пытались связать Михала. Кажется, Михал вырвался, выбил окно на втором этаже, спрыгнул на крышу конюшни, сбежал вниз по лестнице, ворота конюшни были открыты, сорвал с крюка над кормушкой свитер и бриджи и зарылся в сене на чердаке.
Тем временем Кэтлин заперли в кабинете. (На этот раз все ключи нашлись.) Она до тех пор молотила кулаком в дверь, пока сосед, оказавшийся доктором, не сделал ей укол. Очнулась Кэтлин уже в больнице. Она рассказывала мне, что за ночь, которую ей пришлось там провести, она приняла решение никогда больше не «терять равновесия», потому что поняла, что люди сходят с ума, не умея примириться со своей судьбой или с другими людьми, а она не хотела сойти с ума.