Он стоял один, обхватив руками голову, в которой из последних сил билась боль. Он закрыл глаза и подумал о тех, кого больше нет. О друзьях, которых потерял. О лучших друзьях, с которыми хотел дружить до самой смерти. Смерти, которая пришла слишком рано и без предупреждения.
Я буду с вами, парни. Уже скоро.
Он повернулся и, покачиваясь, побрел обратно в лес.
Лежа на спине, Люк смотрел в далекий полог из миллиона листьев и бесконечную сеть ветвей. Местами он видел небо, и оно было темным. На мгновение он задался вопросом, где находится. Потом вспомнил и снова закрыл глаза.
Он переходил от дерева к дереву, как на костыли, опираясь на стволы и нижние ветви. Постоянный гул мошек сменился громким жужжанием, когда одна из них залетела в ухо. Руки были мокрыми от лимфы, вытекавшей из содранных белых шишек, образовавшихся на запястьях. Следы укусов появились даже под ремешком часов. Брызги от раздавленных им насекомых только усилили жажду. Он молился, чтобы снова пошел дождь, тогда тучи мошек исчезли бы. Их не должно было быть здесь. Именно из-за бесконечного потока москитов они пошли в поход в сентябре. Хатч не упоминал ни о мошках, ни о комарах.
В правильном ли он идет направлении? Интересно, как далеко он забрел с того момента, как покинул палатку? Казалось, прошел уже месяц. Вчерашний вечер остался, будто в другой жизни. Как далеко до края леса? Потом этот вопрос перестал его волновать, и он просто двинулся дальше, шаг за шагом, морщась от вибрирующей боли в голове.
Через каждые десять шагов он прислонялся к дереву, либо садился в мокрую зелень, и ждал когда зрение придет в норму. Дышать было так трудно, что сам акт дыхания изнурял его не меньше, чем перемещение свинцовых ног.
Он перестал обращать внимания на детали. Лес слился для него в одно сплошное пятно, которое он едва видел, но, тем не менее, шел вперед. Его тело, как будто, распадалось, по одной жировой клетке за раз, подпитывая этот марш смерти. Он так давно ничего не ел. Жжение в кишечнике превратилось в комбинацию тошноты и боли, желудок мучили спазмы.
Чтобы облегчить страшную усталость, скуку и приступы страха, он стал считать, что съел: пять злаковых батончиков и половину плитки «Дейри Милк» за последние тридцать шесть часов. Он повторял меню как безмолвную молитву.
Последний раз, когда он пил что-то, было утро. Чашка густого горького кофе. Пот на коже остыл, и Люк снова остановился у дерева, чтобы переждать приступ тошноты.
К десяти вечера он стал видеть не дальше пяти футов, но продолжал ковылять в размытой пустой темноте наугад.