— Короче говоря, — медленно сказал Чарлз, — вы хотите войти со мной в компанию, потому что считаете, что мое дело можно развернуть?
— Вот именно. В точку. И что вы об этом думаете?
— Ни черта не понимаю, вот что я думаю. — Неутихающий внутренний протест заставил Чарлза говорить вызывающе.
— А чего не понимаете? Чего?
— Да мне непонятно. Оставшись по каким-то причинам без работы, вы решаете заняться мойкой окон, и вот, вместо того чтобы попытаться действовать самостоятельно, вы хотите войти со мной в компанию. Но почему? Мне ведь нечего вам предложить: ни денег, ни добавочного оборудования, ни клиентуры. На что вы рассчитываете?
— Ни на что я не рассчитываю. А вместе мы можем кoe на что рассчитывать, — сказал коренастый и энергичным жестом смял сигарету. — В душе я делец. Мы все такие в Манчестере. А суть всякого дела, — он с глубоким убеждением повторил, — суть каждого дела это комбинировать. Предположим, я начал бы все сначала в одиночку. Прибавился бы еще один конкурент, и мы вцепились бы друг другу в глотку без всякой надежды помочь этим своему делу. А, кроме того, вы меня неправильно поняли. Вовсе я не сидел и не решал заранее: «Буду мойщиком окон», а потом не искал вас по всему городу. Нет, я шел другим путем. Кончилась у меня работа, и вот я стал прикидывать, к чему приложить свою инициативу и организаторские способности.
Последние слова были настолько явно навеяны чтением рекламных брошюр «Как добиться успеха», что недоверие Чарлза только усилилось. Странный, однако, тип, с такими ему не приходилось еще сталкиваться. Его ланкаширский говор вызывал в памяти мюзик-холльные пародии. Но их юмор был особого рода, за обыденностью которого всегда чувствовалась неприязнь ко всему претенциозному и возвышенному. Это был юмор дельцов. И обывателей.
Ну и что же? Он действительно нуждался в помощи, и вот помощь ему предлагают. Молодому человеку, занятому в одиночку мытьем окон, не приходилось рассчитывать на большой выбор в поисках компаньона.
— Идет! — сказал он серьезно.
По лицу коренастого побежали морщинки, и оно собралось в довольно приятную улыбку, которую не могли испортить даже желтоватые прокуренные корешки. (Почему это клыки сохраняются лучше коренных и резцов? Уже и раньше вопрос этот часто занимал Чарлза.)
Коренастый протянул короткопалую руку. Ногти у него были черные, обкусанные.
— Эрн Оллершоу, — сказал он.
Чарлз пожал руку и торжественно произнес свое имя. Они стали компаньонами.
Решили пойти к Эрну и обо всем договориться. Эрн прошел за буфетную стойку то ли в уборную, то ли попрощаться с хозяином или с кем-нибудь из его семьи, и Чарлз, не желая дольше дышать чадным воздухом закусочной, вышел на улицу. Тележка стояла у обочины, и он направился к ней. Вдруг сильный толчок едва не свалил его с ног. Пошатнувшись, он отступил в темную подворотню рядом с входом в закусочную Снэка. Чья-то огромная лапища ухватила его за ворот. Тяжелое тело навалилось на него и мешало дышать. При свете фонаря блеснула чья-то лысина.