Сейчас корпус находился в трудном положении. Одна дивизия, атакованная с фронта и флангов, с большими потерями отступила на десять верст. По плану в этом бою должен был участвовать весь корпус. Вторая дивизия шла на соединение с первой, но на марше поступил приказ Благовещенского вернуться в исходное положение.
Карцев наблюдал, с какой неохотой возвращались войска по уже раз пройденной дороге.
— Идем туда, идем сюда, — говорили они, — а кто знает, зачем надо по два раза идти, чтобы очутиться на том самом месте, откуда вышли? Высокая стратегия!.. Солдату не понять…
Поздно вечером пришли в деревню, откуда выступили утром. Васильев нервничал. Невнятно ругаясь, он ходил перед ротой и, когда появился Дорн, заговорил с ним шепотом:
— Долго ли это будет продолжаться? В чем, наконец, дело? Знакомы вы с положением корпуса? Почему мы вернулись сюда?
Дорн молчал. Сняв очки, он долго протирал их платком и горбился, как очень уставший человек.
В полночь, когда солдаты спали прямо на земле, положив под головы походные мешки и укрывшись шинелями, офицеры и взводные принялись будить их. Ошалевшие, плохо соображающие люди с трудом подымались, перебрасывали через головы лямки мешков, брали винтовки, покорно строились. Солдаты не знали, что корпусной командир, встревоженный донесениями о наступающем неприятеле, решил отойти. Обнажался правый фланг армии, о чем не был извещен соседний корпус. И даже командующий второй армией узнал об отступлении своего правого фланга только на следующий день.
Сталкиваясь друг с другом, налезая на передние ряды или растягиваясь, шли по ночной дороге колонны солдат. Часть войск двигалась проселками. В третий раз в течение одних суток корпус выполнял противоречивые приказы своего командира. Не только солдаты, но и офицеры не представляли себе, в каком положении они находятся: отступают или идут на сближение с противником? Смешались роты. Слышалось тяжелое дыхание. Многие спали на ходу. Люди три дня не принимали горячей пищи, догрызали последние сухари… Обозы и походные кухни были далеко в тылу. В спину Карцева равномерно тыкалась чья-то голова, и, оглядываясь, он видел черную фигуру, все время валившуюся вперед, но идущую, идущую. Странное ощущение овладело им. Плывет, покачиваясь, множество круглых голов. Над головами почти не видны тонкие полоски штыков. Под синим полушарием августовского неба, под россыпью звезд, мимо лесов, мимо чужих строений плывет и он, и голова его тоже тихо качается на поверхности полевого моря, широко и ровно разлившегося кругом. Восходит луна. Свет ее тревожен, он подобен цвету раскаленной меди. Свет этот ширится, захватывает большое пространство и вдруг возникает с другой стороны неба.