— Верней, я бы сказал — они нас посадили на пороховую бочку, — капитана трясло от гнева и жгучей досады.
— Чушь! Вы считаете, что они взорвут запасы в погребе? Желание жить свойственно всем; они этого не сделают…
— Плохо вы знаете русских. Они поголовно сумасшедшие, хуже японских кабальеро. Зря вы забрались в эти воды, сеньор! Ничего у вас не выйдет, вы их не выживете с островов.
— Будущее покажет, — холодно ответил англичанин.
— Попробуем договориться. Они явно затеяли шантаж, будут грозить взрывом.
— Обещайте что угодно, лишь бы их выманить. И прикажите сниматься с якоря. Следует догнать и потопить гукер, иначе он приведёт сюда другие корабли; вот тогда станет по-настоящему туго.
— Дьявол побрал бы все ваши затеи, сеньор! У канониров осталось по заряду на орудие; ещё залп — и нам нечем стрелять!.. Попросите-ка Всевышнего, чтобы в крюйт-камере не проскочила искра, иначе нам придётся продолжить беседу в преисподней!
Квалья зычным голосом отдавал команды, горько сожалея, что нет боцмана, а людей на борту — в обрез. Затем капитан и хозяин спустились к пороховому погребу.
Неподалёку от крюйт-камеры валялся мёртвый фейерверкер. За толстой дверью глухо раздавалось пение.
— Они поют! — неприятно изумился баронет. — Что за песнопения? Отходная молитва, что ли?
Бернардо вполне сносно понимал по-русски. Ему приходилось бывать на островах наместничества по торговым делам — поневоле выучишь язык. Он вслушался.
— Нет, хвалебный гимн. Что-то вроде: «Гром победы раздавайся! Веселися, храбрый Росс!»
— Неподходящий момент для веселья. Поговорите с ними.
— Каковы ваши условия сдачи? — громко спросил Квалья, стараясь выражаться как можно правильней.
Изнутри послышался раскатистый смех, потом бодрый голос ответил по-английски:
— Никаких условий! Только полная безоговорочная капитуляция! Мы захватили ваш корабль и в любой момент можем разнести его в клочья. Сложите оружие и сдавайтесь на милость победителя. Иначе вам конец!
— Безумство! — возмутился Квалья. — Я готов отпустить вас при саблях, дам ялик, чтобы вы ушли…
Донёсся новый взрыв хохота.
— Нет уж, мы останемся здесь. А вы попробуйте зарядить хоть одну пушку. Учтите — ваш первый выстрел станет последним. Я лично поднесу огня к картузу с порохом.
— Вы погибнете!
— Со славой! Есть ли что-нибудь более упоительное?! Любовь к женщине — ничто перед любовью к Отечеству!
— Ур-ра!! — поддержали его другие голоса.
— Здесь сорок человек, — Квалья попытался воздействовать гуманизмом. — Неужели вы готовы всех убить?
— Нам на свои-то жизни — тьфу, а на ваши и подавно!