И боль. Говорят, при этом может быть боль. Не такая, при которой, допустим, болит один узел, а настоящая, большая боль. Наверняка она еще более неприятная, чем обычно, но вдруг все не так, вдруг она также несет в себе некую пищу для мечтаний? И возможность познания… Разве он может отказаться от этого во время своего первого полета? И может ли он считать себя настоящим космолетуном, если не побывал ни в одной переделке?
Хотя… хотя… Что он сейчас может сделать? Создавать опасные ситуации не его работа, а пассажиров. Ему только остается снова погрузиться в сон, отдаться пока еще не доведенным до совершенства мечтаниям, медленным думам.
К примеру — вот сейчас. Уйти…
Боль!
Она пришла из глубины его тела, и, прежде чем космолетун понял, что происходит, сработали элементарные инстинкты, перекрывшие этой боли возможность дальнейшего распространения.
Потом пришло понимание.
Пассажиры, эти кретины, что-то внутри у него взорвали. Нечто настолько сильное, что осколки буквально изранили часть его внутреннего пространства. И это было, конечно, очень познавательно, это навеки отложилось у него в памяти, но вот насчет интереса… Нет, это было ничуть не интересно. Нехорошо это было.
Однако стоило ли сейчас что-то предпринимать? Был ли это тот самый крайний случай, когда он, ощутив угрозу своей жизни, должен вмешаться в дела пассажиров?
Нет и еще раз — нет. Пока это всего лишь проверка его нервной системы, его умения терпеть все сложности проживания с пассажирами, проверка на прочность. И конечно, он ее пройдет, причем без проблем. Там, впереди, наверняка его ждут еще и не такие испытания. Он легко справится и с ними.
Спокойствие, еще раз — спокойствие.
Толчок. Он был очень легким, этот толчок, и совершенно безболезненным. Да и не толчок это был, а лишь событие, воспринятое им как толчок.
А на самом деле…
Осознание, оно пришло к нему, выплыло откуда-то из глубин памяти, ощущение, оставшееся от того времени, когда он еще только рос, еще только становился тем, кем является сейчас. Ощущение соединения с неким живым существом. И это существо не просто к нему присоединилось. Оно хотело общаться, оно пыталось с ним разговаривать.
Забавно. Почему бы и нет?
— Ты кто? — спросил космолетун.
— Я человек, — донеслось в ответ. — И я хочу с тобой говорить. Мне нужно тебе сказать много важного.
Итак — человек. Кто же еще это может быть? Только у людей хватит наглости беспокоить космолетуна.
— Как тебе удалось со мной соединиться?
— Напрямую.
— Как именно? Не с пульта? Я чувствую, что не с пульта управления.
— Мне пришлось взрезать стену и взяться за нерв.