Генерал рассматривал агента странным оценивающим взглядом.
— Вы хотите вступить с ними в переговоры?
— Я зайду к ним в гости.
— Внутрь?
— Да.
— Один?
— Если со мной пойдете вы, заключенные будут отвлекаться.
— Что это даст?
— Я поговорю с ними. По-своему.
Генерал взволнованно напрягся, мучительно осмысливая предложение. Полковник нетерпеливо заметил:
— Мы потеряем время, а у преступников появится еще один заложник. Только и всего!
Бурмистров проигнорировал слова Кротова и продолжил общение с Композитором.
— Вы хотите сказать, что сумеете нейтрализовать Кумаря?
— Сколько заключенных в колонии?
— Товарищ генерал-майор, — вновь вмешался в разговор Кротов. — Ну, что может сделать один гражданский против оголтелой толпы преступников?
— Отвечайте на вопрос, полковник! — Бурмистров жахнул кулаком по столу. — Сколько человек сейчас на территории колонии?
Кротов побагровел и нехотя процедил:
— Более трехсот. И у них около двадцати единиц огнестрельного оружия.
Композитор вертел в руках мегафон, словно оценивал его возможности.
— Я попробую.
— Когда? — расширив глаза, сдавленно выдохнул генерал.
— Мне бы какао. Сладкого, — попросил Марк. — И я готов.
Кто-то из армейских офицеров иронично хмыкнул: «Детский сад». Побагровевший генерал круто развернулся и рявкнул:
— Вы слышали? Какао!
— Да где же у нас… — начал было оправдываться полковник.
— Обеспечить!
После продолжительной суеты, в которую были вовлечены все служащие, имеющие отношение к питанию, Композитор согласился на чай с медом.
Полная луна лениво приподнялась над горизонтом и, с вечно глупой, но любопытной физиономией, нависла над растревоженной колонией. Никто из зеков не спал. Вторую ночь все ждали штурма. В общий успех не верили. Но каждый в глубине души надеялся в суматохе зацепить за пестрый хвост свою личную птицу-удачу и скрыться из злополучного места.
Однако полчаса назад прошел обнадеживающий слух, что власть, наконец, дрогнула и прислала прокурора из Москвы. Он привез долгожданное постановление об амнистии. И уже твердили, ссылаясь на телефонный разговор самого Кумаря, что половину амнистируют сразу же, а остальным скостят сроки. После смерти Сталина и ареста всесильного Берии, такие новости уже никому не казались невероятными.
Композитор допил остатки сладкого чая, подбил повыше шерстяной шарф, запахнул плащ и откинул в угол ненужную шляпу. Оттопыренные уши на фоне короткой стрижки выглядели по-детски беспомощно. Марк встал и покинул палатку. В левой руке он держал толстую кожаную папку, а в правой мегафон. Осторожно втянув носом прохладный воздух, Марк в очередной раз объяснил взволнованному генералу: