Повторяться не хочу — смотри выше.
К тому же, как ни крути, а кроме этого парня у меня в обозримом пространстве другой походящей кандидатуры нет. Что может быть лучше кандидатуры раба в таком случае? Кто был ничем — тот станет всем.
Одноглазый, который почему-то слишком фамильярен с «государем», отпадает сразу. Да и не нравится мне его бандитская рожа. Рыцари тоже отпадают по определению. В вопросах чести у них в жопе вода не держится. И как они воспримут мои предложения вот хрен мне угадать навскидку местный этос*.
А остальные кто тут?
Чьи это люди?
Мои, как «государя»? Или из рыцарских копий* пахолики*? Тогда вассалы* моих вассалов ни разу не мои вассалы.
Микал прискакал обратно не один, а с двумя такими же парнями в неброской одежде. Головных уборов на них не было и мне стало видно в неровном свете факела, что эти молодые люди, в отличие от рыцарей и пажей, очень коротко стрижены.
В руках всех троих была поклажа.
Рядом с моим лежбищем они споро расстелили холщевую скатерть, поставили на нее несколько оловянных тарелок с нарезкой из мяса, хлеба и сыра. Серебряную солонку с откидной крышкой и пучок перьев зеленого лука. Микал в руках держал исходящий паром котелок и пару небольших оловянных кубков на низких ножках.
Закончив сервировку, они все встали на колени, склонив головы. Тут я заметил на шеях этих парней ошейники, но не как собачьи, а из тонкой замши. Не натирающие кожу. Да они же рабы — смекнул престарелый кандидат исторических наук в теле молодого феодала.
А вот Микал носит свой башлык завязанным и шеи его не видать. Не хочет, наверное, чтобы сторонние видели его рабский ошейник? Стесняется? К тому же у этих парней нет никакого оружия, а у Микала вон какой здоровый тесак на поясе. А ведь он тоже раб. Сам в этом сознался. Без поллитры и не разобраться мне в местных общественных связях. А надо.
Я разрешающе махнул рукой. Нет не так, совсем не так — я милостиво помавал дланью, и парни убежали. А Микал остался, все также стоя на коленях.
— Ну, что tormozisch? Наливай, — приказал я ему и понял, что слово «тормозишь» произнес по-русски.
Вот так и палятся шпионы и попаданцы.
Однако Микал не стал переспрашивать и разлил горячее вино по кубкам.
Вино было так себе, как из сетевого супермаркета. А для нормального глинтвейна в нем не остро хватало специй и сахара. Однако что-то типа меда во вкусе ощущалось. По крайней мере, винную кислинку перебивало, но не более. Что уж теперь привередничать — горячее сырым не бывает.
Мясо оказалось классическим хамоном каменной твердости. Козий сыр наоборот мягким, типа «бри». А хлеб — пресный лаваш, уже успевший слегка подсохнуть. Так что и лучок с сольцой пошел в кассу. Похрустеть.