Тогда я мало что соображал, ну а вот сейчас… сейчас пришло острое чувство стыда. Цирк-зоопарк, да как же так вышло! От своего героя девчонка явно ожидала чего-то большего, чем примитивный, грубый трах. И что теперь делать? Как утром глянуть ей в глаза?
Ответ на этот вопрос я так и не отыскал, вернее мне не дали его отыскать. Все мысли перебил негромкий звук шагов. Кто-то ходил, топтался, хрустел башмаками по покрытому старым линолеумом полу кубрика. Звук не очень громкий, но все же достаточный, чтобы привлечь внимание.
Откинув тощее солдатское одеяло, я сел на койке, огляделся. В кубрике можно было видеть лишь благодаря открытой входной двери, в которую пробивался тусклый свет от стоящей неподалеку керосиновой лампы. Генератор мы на ночь заглушили, оставив часовому лишь лампу. Ах, вот это кто тут топает как слон! – догадка осенила все еще не до конца растормошившийся мозг и позволила слегка успокоиться. Оставалось лишь непонятным, какого дьявола наш доблестный страж делает в кубрике, когда ему полагается быть снаружи и зорко охранять сон своих товарищей. Мою рожу искривила болезненная гримаса. Вот же цирк-зоопарк, сейчас придется вставлять пистон нерадивому охраннику. Любимое занятие, особенно посреди ночи! Но, как говориться, долг, есть долг. В поисках разгильдяя я стал медленно поворачивать затекшую шею.
– Дядя Максим… – голос прозвучал буквально около самого моего уха, от чего я вздрогнул.
– Пашка? – Узнать говорившего по тихому шепоту, да еще спросонья, было не просто, но я среагировал на это его «дядя». Кроме Павла меня так никто не называл. – Ты как? Почему встал? – забеспокоился я о мальчишке. – Что, плохо?
– Дядя Максим, – пацан повторил еще раз и крепко вцепился в мою руку. – Что-то не так. Что-то рядом. Что-то приближается… – Пашка явно не знал, как объяснить.
– Что-о-о? – протянул я и мигом нащупал автомат. Калаш лежал рядом, на прикроватной тумбочке.
– Я чувствую.
– Как это чувствуешь?
– Сам не могу понять. Только мне вдруг приснилось, что надвигается огромная черная туча и она… – мальчишка запнулся, подбирая слова, – она очень страшная, она словно бомба, которая вот-вот взорвется. И тогда всему конец, всем нам конец!
Сон? А-а-а, теперь понятно, – я почувствовал облегчение и оставил АКМС лежать на прежнем месте. Мальчишке просто привиделся страшный сон. Что ж, бывает.
– Все нормально, Паша, – я положил руку на слегка подрагивающее плечо подростка и вкрадчивым успокаивающим шепотом стал взывать к его разуму: – Мы глубоко под землей, ворота толстые и герметичные, так что нам никакие бури не страшны.